Это же она, о которой говорила Алтея, вдруг догадалась я. Та, кто не позволяла Алтее умереть и горько сожалела, отпустив ее однажды. Дважды одну и ту же ошибку она совершить не могла.
– А я могу? В смысле, могу завершить историю? Если это все, что вам нужно, чтобы потом меня отпустить, – я это сделаю.
Я сама не знала, что именно обещаю, что это может значить, но ее слова подразумевали некое конечное действие. Как будто я могла заключить сделку.
Пряха смерила меня взглядом – оценивающим и деловым, словно я была отрезом ткани или кофейной чашкой. Это выражение промелькнуло на долю секунды – и снова сменилось мягкой приязнью.
Нельзя ей доверять. Хотя это и так было ясно.
– Когда ты завершаешь историю, – терпеливо объяснила Пряха, – она начинается с начала. Пока я не перестану ее рассказывать. А пока истории рассказываются, они создают энергию, которая движет этим миром. Они держат звезды на небосводе. Они заставляют траву расти.
– Вы сами – тоже персонаж? Или бывший персонаж?
– Я не отсюда. Впрочем, и не оттуда, – добавила она раньше, чем я успела спросить.
Значит, она из какого-то третьего места. Эта мысль краешком задела мой разум. Мне преставилась вселенная, полная миров, плавающих в неизмеримо громадном пространстве – как чечевичные зерна, рассыпанные по золе. Это зрелище дышало таким одиночеством, что сердце мое сжалось от боли.
– Вы собираетесь отпустить меня домой? – прошептала я.
– Ох, Алиса, – сожаление в ее голосе казалось реальным. – Взгляни на себя. Взгляни на свои руки. Скоро это доберется и до твоего мозга, знаешь ли. И до твоего сердца. Твоего возвращения очень долго ждали – король, королева и прочие. А стазис, говорят, куда хуже, чем жизнь в сюжете. – Она рассмеялась, как будто забавно пошутила.
– Вы сказали, что истории работают, пока вы их рассказываете, – отчаянно заговорила я. – Значит, наверное, вы могли бы принять решение? Просто перестать рассказывать мою – и отпустить меня?
– Что из виденного тобой в Сопределье навело тебя на мысль, что я добра? – она отпила половину своего пива длинным глотком и наклонилась вперед. – Однажды я оказала милость одной женщине, тоже в своем роде Пряхе – я питаю слабость к своим коллегам – и посмотри, куда это меня привело. Правила существуют не просто так. Но. Но! – она подняла указательный палец. – Закончить свою историю навсегда ты не можешь, но можешь ее изменить. Технически говоря, можешь. Тебе по силам выбрать другое окончание и расшатать сказку изнутри. Если ты не замкнешь круг, не дашь истории правильный конец, она может отпустить тебя. В теории.
– Я могу это сделать, – быстро сказала я. – Я это сделаю. Если у меня получится, я отправлюсь домой?
Она подперла подбородок ладонью, созерцая меня с живым интересом, как подопытную сложного эксперимента.
– Это очень большое если. Но да, возможно, ты отправишься домой. Если выберешь именно такой новый конец.
– Как это сделать? Когда мне начать?
– А когда начинаются все сказки? Давным-давно на белом свете. Вот оттуда и… начинай.
Еще одна мысль испугала меня: Финч ведь так и не успел рассказать мне мою историю до конца.
– А что, если я не знаю, какой там конец? В смысле, у сказки «Трижды-Алиса»?
– Возможно, это повышает твои шансы на успех. Еще более вероятно, что правильный конец сам тебя найдет. И тогда ты просто начнешь сначала. Но даже если у тебя все получится, и ты оставишь этот мир позади, помни – время в нем работает иначе, чем ты думаешь. Нет никаких гарантий, что ты узнаешь мир, в который так стремишься вернуться.
Я содрогнулась при мысли о мире летающих машин и роботов-политиков, мире, в котором Элла давно умерла, а сама я стала реликтом из прошлого, известного только по книгам.
– Но ведь есть шанс, что мне удастся вернуться в свое время? – жалобно спросила я. – Хотя бы маленький?
Пряха взглянула на меня, будто уже зная окончание моей истории – причем разные ее варианты, – но при этом ей явно любопытно было посмотреть, как все будет разворачиваться. Она одним длинным глотком допила свой напиток и встала.
– Идем со мной.
27
Я пошла за ней, оставив перчатки на барной стойке. И не разглядывая себя, я знала, что лед распространяется все дальше, чувствуя холодное покалывание на шее.
Пряха вывела меня через заднюю дверь. Я думала, что за ней окажется служебное помещение, как было в «Соленой собаке», – вешалки, коробки, заваленный вещами стол.
Но дверь открылась непосредственно на мощенную булыжником улицу. Она была пустая, освещенная яркой луной, висевшей над крышами. Через дорогу виднелась витрина магазина, в которой горели свечи; в их свете выставленные там игрушки словно бы мерцали и шевелились. Там были марионетки, и маленькие инструменты, и озеро из голубого металла, прочерченное дугами коньков крохотных жестяных конькобежцев. Маски, обручи, ярмарочная кукла в старинных кружевах, с лицом из полированного дерева… В центре витрины стоял игрушечный замок, похожий на свадебный торт. Я различила движение в его крохотных окнах и сделала было шаг вперед – но Пряха преградила мне дорогу рукой.
– Не слишком-то восторгайся. Это не твоя история.
За освещенной витриной в темноте шевельнулась непонятная фигура – слишком худая и длинная, чтобы быть человеческой. Я поспешно отвернулась и поспешила за Пряхой.
К стене таверны были прислонены два велосипеда. Она забралась на один, а я взяла второй – огромную антикварную тварь, чертовски тяжелую, с полуспущенными шинами.
– Езжай тихо, – прошептала Пряха, – и ни во что не вмешивайся.
Это было полезное предостережение. Деревня, сквозь которую мы ехали, спала, но в ней встречалось немало бодрствующих существ.
Мы проехали мимо дома, слишком сильно выпиравшего на дорогу, будто он перерос свой участок. По его карнизам, словно сгустки тумана, ходили три женщины, поднимаясь на цыпочки, чтобы поскрести ногтями в стекла. Одна из них оглянулась на меня – глаза ее были как бледные стеклянные шарики, и я сильнее налегла на педали. Еще через несколько улиц я заметила маленькую фигурку в ночной рубашке, лежавшую на самом краю крыши и тянувшую руки к луне. Одна ее нога свисала с края, покачиваясь в воздухе. Я видела ее не дольше секунды – но мне показалось, что это могла быть Ханса.
На краю деревни стоял самый большой и красивый дом, окруженный широким, освещенным факелами садом. По саду, обхватив руками голову, расхаживал туда-сюда юноша и говорил с кем-то невидимым. Возле него я различила слабое колебание воздуха – еще чуть-чуть, и рассмотрела бы, с кем или с чем он говорит, но мы
