Первое, что я сделала, садясь в спальнике, – это стянула водолазку. Белизна слегка расползлась у меня по плечам, но шеи еще не затронула. Ее все еще можно было скрыть. Я осторожно встала, как будто от слишком быстрого движения белизна могла распространиться на грудь. Хотя довольно скоро она и так это сделает, независимо от того, насколько осторожно я двигаюсь… Я аккуратно прикоснулась двумя пальцами к грудине – и почувствовала легкое обморожение сердца, как бывает во рту, когда глотнешь слишком холодного.
В соседней комнате слышался дружеский разговор Дженет и Ингрид, звон посуды – они готовили завтрак и над чем-то смеялись. Когда я вошла, Ингрид тотчас вскочила и подала мне большую кружку с субстанцией, на вид напоминавшей кофе, а на запах и вкус – крупяную кашу. Она смотрела на меня настороженно, как будто я могла заморозить ей сердце в груди – или выплюнуть изо рта пару бриллиантов.
Инструкции Дженет по розыскам Пряхи были безнадежно туманными.
– Обозначь свое присутствие в этом мире, и Пряха сама тебя найдет, – сказала она. – Очень может быть, что Пряха уже о тебе знает.
Отсутствие всяких описаний Пряхи все еще внушало мне подозрения, что я отправляюсь навстречу худшему кошмару Рона Уизли[13].
– Мне что, идти куда попало и кричать во все горло – «Я Алиса! Я вернулась!»?
– Не смеши меня! – воскликнула Дженет, и Ингрид с ужасом глянула на меня, будто ожидая, что я обижусь. – Просто следуй своей интуиции, почувствуй этот мир. Неважно, где прошли многие годы твоей жизни, – ты его часть. Перестань думать о себе как о туристке.
Она дала мне чистую тунику взамен изорванной и пропотевшей водолазки, но с джинсами я расстаться отказалась. В них я чувствовала себя все еще человеком. Более земной. Когда наконец я покинула дом Дженет, благодарно обняв ее на прощание (что заставило Ингрид занервничать), обе женщины стояли в дверях, провожая меня, как родители, отправляющие ребенка в школу.
Я шла по направлению к лесу, чьи деревья шевелили ветвями в чистом утреннем свете и шептали листвой. Подойдя ближе, я различила в шепоте слова.
Не сюда. Не сюда.
Я резко остановилась. По моим членам растекалось сладкое чувство освобождения – что-то подобное, наверное, чувствуют по весне деревья, когда сок под корой отогревается и бежит быстрее. Сощурившись, я могла различить лица на коре – веселые, мудрые, приятные… Я моргнула, и видение пропало, но ощущение осталось. Следуя внутреннему компасу, я повернулась к лесу спиной и пошла обратно к домику, а потом – совсем в другую сторону.
Дом Дженет и Ингрид стоял среди обработанной земли; не знаю, какое это расстояние было в акрах, но чтобы пересечь это пространство, мне понадобилось минут десять. Все оно было усеяно огородами, был и фруктовый сад, и какие-то хозяйственные постройки, и длинные полосы луга, где паслись козы, глядевшие на меня своими продолговатыми зрачками. Мне казалось, что они могли бы поговорить со мной, если б захотели, – но, видно, им было нечего мне сказать.
Границу владений Дженет отмечала низкая белая ограда, за которой проходила земляная дорога. Я перепрыгнула оградку и повернула налево. Мимо меня проехала на велосипеде девочка в обрезанных шортах. Когда я обернулась посмотреть ей вслед, я увидела, что она тоже глядит на меня через плечо.
Вокруг дороги росли зеленые кусты. Я попробовала очистить разум и отдаться чувству направления, выведшему меня на дорогу, но это получалось с переменным успехом. Мне всегда из рук вон плохо давалась медитация, как бы часто Элла ни заставляла меня ее практиковать. Почувствовав запах соли в воздухе, я чуть было не последовала за ним – где-то совсем недалеко было волшебное море. Но сопредельная интуиция, проснувшаяся у меня внутри, отчетливо сказала, что мне туда не надо.
Один раз среди деревьев я увидела женщину, которая шла как во сне. Это была красавица в платье цвета крови. Ее полуприкрытые веками глаза скользнули по мне без малейшего интереса, однако она слегка кивнула мне головой. Это наполнило меня глупой тщеславной радостью. Как будто один водитель за рулем «Тойоты Prius» кивает другому, сказала я себе – но тут было что-то большее. Со вчерашнего дня кое-что изменилось: я перестала чувствовать себя чужой. Когда дорога внезапно начала спускаться, и мои ноги утонули в густой траве, усыпанной бело-розовыми соцветиями, мои глаза узнали и эту поляну, и эти цветы. Когда я наткнулась по пути на спящего мальчика в белом, прижимавшего к себе серебряное зеркало, я словно бы ожидала встретить его. Воздух вокруг него казался плотным от магии, мерцавшей над спящим, как мираж над раскаленным асфальтом.
Я миновала несколько домиков, зеленую палатку типа армейской для любой погоды и шалаш из цветущих ветвей. В шалаше сидели двое длинноволосых детей, которые проводили меня безнадежными взглядами. Я ускорила шаг, думая, что они наверняка персонажи, но, когда они пропали из вида, я уже не была в этом так уверена. Когда же я увидела таверну в тюдоровском стиле, стоявшую на поляне некошеной высокой травы, толком не знаю, любопытство или инстинкт заставили меня остановиться.
Судя по солнцу, еще не было и полудня, но в кабаке уже почти не осталось свободных мест. Когда я вошла внутрь, взглянуть на меня повернулось меньше половины голов.
Без малейших сомнений, это был бар беженцев. Посетители выглядели как небогатые туристы в холле европейского хостела вперемешку с участниками средневекового фестиваля. Я видела кеды-«конверсы», рюкзаки, домотканые юбки и голубые джинсы. Девушка в тунике вроде моей держала в руке старую модель раскладного мобильника, поглаживая его пальцем, как будто это было волшебное движение, призывавшее удачу.
Бармен, крупный мужчина в африканской рубашке и с впечатляющей бородой, насвистывал песню «Битлз», когда я протолкалась к барной стойке.
– Привет, – сказал он. – Что будем брать?
У него интересный акцент, подумала я. Французский. С налетом сопредельного.
– А что у вас есть?
Он окинул меня голодным взглядом.
– Новенькая, так? – голос у него был громкий, и я заметила пробуждение интереса к себе, пробежавшее волной по остальной публике. – Для тебя есть кофе, настоящий кофе, только если ты можешь заплатить.
Мои руки автоматически метнулись к совершенно пустым карманам.
– Не деньгами, – пояснил бармен. – Информацией.
– Информацией о чем? – осмотрительно спросила я.
Он поднял черную бровь и облокотился о стойку. Внешне он сам мог бы сойти за персонажа, но воздух вокруг него был обычным, жидким и прозрачным, и пах он исключительно пивом и потом.
– О мире, конечно. О нашем мире.
Руки у меня, по счастью, были в перчатках, а рукава – полностью раскатаны.
– Что бы вам хотелось узнать?
– Для начала –
