Лорелея действительно оценила подарок Младшего. И не потому, что надеялась вырастить из щенка оружие, а потому, что теперь ей было чем занять скучные дни и еще более скучные долгие вечера.
Щенок, который получил имя Хват, быстро привык к новой хозяйке и повсюду увязывался за ней. Лорелея старалась не краснеть от неловкости, когда шла по галерее в сопровождении клубка шерсти на толстых ножках. Хват бегал быстро, не отставая от ее походки, и при этом навострился показывать мелкие белые зубки, которыми к тому же грыз все, что ему попадалось. За это Лорелея и прозвала его Хватом.
Обросший бородой и волосами мрачный сутулый Тойри хмыкнул, когда к нему пришла Лорелея, оценил щенка и проворчал, что «баба пса испортит». Лорелея взяла Тойри за шею и слегка придушила, после чего они сразу пришли к полному взаимопониманию.
Лорелея сразу поняла, что Тойри в этой жизни ничего, кроме собак, не интересует, но зато четвероногим он принадлежал целиком и со всеми потрохами. Он жевал пищу и кормил с рук щенков, у которых еще не было зубов, и едва ли не спал вместе со своими собаками на одной подстилке. Под присмотром Тойри были и огромные мохнатые овчарки, и охотничьи злые лайки, и легавые, и борзые, и пара серых тяжелых волкодавов. К Хвату он относился с благоговением: для него это была не просто порода, а редкое чудо родных Серых гор. Тойри рассказывал Лорелее множество историй о доблести, силе, уме и преданности горных мастифов, и в его понимании это были едва ли не сверхъестественные существа.
Лорелея ничего необыкновенного в щенке не видела, но ей нравилось, что он толстый и пушистый. Она быстро привязалась к нему, так как Хват был единственным существом во всем замке, кто ее любил и был рад ее обществу. Он не ластился, не юлил вокруг, но все время крутился в поле зрения хозяйки, а по ночам сопел на коврике возле ее постели.
Но все-таки щенок не мог заменить живого общения и развеять тоску, а потому Лорелея начала прикладываться к вину. Пиво и вино хранились в погребах, и доступ к ним не ограничивали, так как никто особо хмелем не злоупотреблял. По ночам Лорелея привадилась оставлять Хвата в комнате, а сама тихонько пробиралась в погреб, нацеживала себе кувшин вина, а потом сидела в маленькой подвальной комнатке за пустым столом до тех пор, пока не выпивала его до дна. Вино помогало ей заснуть.
Конечно, Лорелея понимала, что ночные вылазки не могут оставаться тайной, но без вина ей не спалось, а пить в своей комнате она не хотела, стесняясь сама себя. Пить в одиночку под замком казалось ей последним делом, чертой, переступив которую она окончательно скатится в пропасть отчаяния.
Лорелея давно привыкла к одиночеству, но это было одиночество на людях. У Бреса вокруг нее всегда крутились те, кто надеялся привлечь ее внимание, да и сам Брес часто звал ее к себе, чтобы посоветоваться. Лорелея привыкла быть значимой, и сейчас ее угнетало не столько одиночество, сколько собственное ничтожество и ненужность.
Однажды, когда она сидела за маленьким столиком в погребе, угрюмо глядя на светильник и отпивая вино из кубка, на лестнице послышались шаги, и вниз спустился Дикий Ворон. Увидев Лорелею, замер в удивлении. Та тоже сразу напряглась: позднее время и неожиданное появление наводили на подозрения.
— У тебя что, клопы в комнате завелись? — спросил Дикий.
— А тебе что? — мрачно ответила вопросом на вопрос Лорелея.
— Впервые вижу, чтобы человек, у которого есть удобное кресло у камина, торчал ночью в холодном погребе, а не у себя в комнате, — заметил Дикий.
— Тут вполне уютно, — отрезала Лорелея, давая понять, что разговор окончен.
Она отпила вина и уставилась на стену. Дикий привалился плечом к дверному косяку, сложил руки на груди, рассматривая ее.
— Что? — не выдержала Лорелея, которую начинало бесить такое бесцеремонное внимание. Да и вино не способствовало выдержке.
— Жду, когда ты отсюда удалишься, — пояснил Дикий. — Я тоже хочу выпить.
— Обойдешься, — заявила Лорелея. — Наливай себе вина и убирайся к камину и креслу.
— Между прочим, я нынче лорд Твердыни, так что могу пить там, где мне вздумается, — возразил Дикий. — А я намерен пить, как не в себя. И вовсе не хочу бегать туда-сюда с кувшинами. Если уж я желаю надраться до свинского состояния, то я это исполню. И ты-то точно мне не указ.
— Я пришла сюда первой и не собираюсь уходить только затем, чтобы сделать тебе приятное. — Лорелея задрала подбородок. — Отправляйся к себе, и пусть тебе слуги носят кувшины, раз ты лорд Твердыни.
— Все слуги спят давно, — фыркнул Дикий. — Стану я поднимать шум из-за кувшина вина! Ну, раз ты не желаешь вразумиться, пусть так. Сиди и пей сколько влезет, но и я отказываться от задуманного не намерен.
С этими словами Дикий отлип от стены, прошел мимо Лорелеи к бочкам с вином, взял с полки пустой кувшин с широким горлышком и нацедил его доверху. Потом вернулся, поставил кувшин на столик и уселся на стул напротив Лорелеи.
— Я буду пить тут, а ты от досады можешь хоть мочой истечь, — кивнул он ей и хорошенько приложился к кувшину, игнорируя такую мелочь, как кубок.
Лорелея сделала вид, что его тут нет. Ей больше не хотелось вина, так как почти половина кувшина булькала в желудке, но уйти и оставить поле боя за Диким было невозможно.
Она подлила себе в кубок и сделала большой глоток. Вино наполняло тело приятной расслабленностью, давало обманчивое ощущение тепла и благости.
— Вот до чего ты себя довела своим упрямством! Пьешь уже по ночам в одиночку, — нарушил тишину Дикий.
— Тебя это не касается, — вскинулась Лорелея. — Даже не думай!
— О, нет, нет, прошлого урока мне по уши хватило, — поднял руки в примирительном жесте Дикий. — Так что на твою девичью честь я покушаться не собираюсь.
