— Тоже… как Диару? — с трудом выговорил Ворон. Вопрос вырвался у него против воли, неожиданно.
— Нет, — покачала головой Лорелея. Она бросила в костер еще ветку, и тот вдруг резко вспыхнул. — Бресу не нужна была любовница, ему нужен был наемный убийца. Нужен был воин, преданный, словно волкодав. На которого не имели бы влияния ни лорды, ни деньги, ни древние узы родства. Ему нужна была я, и я служила ему пять лет. И ни разу он не пожалел о цене, которую заплатил за меня Дун Диару.
— А Дун Диар, он не пожалел? — снова не удержался Ворон.
Лорелея вдруг рассмеялась коротким, злым смехом, словно просыпались на пол медные монеты.
— Этого я не знаю, — покачала она головой. — Дело в том, что Дун Диар не доплыл обратно в Город Зари. Слух о том, что он остался без своего телохранителя, но зато везет золото, оказался быстрее ветра. Дун Диара зарезали на палубе его корабля другие купцы, которые всегда не любили его за удачу.
— Мне жаль, — пробормотал Ворон. — Тогда понятно, почему ты решила уйти от Бреса.
— Брес никогда не относился ко мне как к человеку. — Лорелея обняла свои колени и положила на них подбородок. — Я делала то, что он говорит, надеясь заслужить его уважение и признание. Но Брес ценит только то, что приносит выгоду, и ровно настолько, насколько это имеет смысл. Он никогда не сделал бы меня миледи, а мне всегда хотелось служить кому-то, кто может ценить меня как человека. Кого-то, кому я буду нужна и кто не выбросит меня потом, словно старую беззубую собаку.
— Я даю слово лорда, что отблагодарю тебя, если мы доберемся до Твердыни Воронов, — резко произнес Гордый. — Все, что ты захочешь и что будет в моих силах.
— Твоего слова мне хватит, — усмехнулась Лорелея. — Тот, кто хранил верность мертвому, сдержит слово, данное живому.
— Я благодарен тебе, — медленно, подбирая слова, произнес Ворон. — Ты достойный воин и, возможно, хороший человек. Но я хочу быть честным с тобой и скажу сразу, что как бы дело ни обернулось, я никогда не смогу полюбить тебя как женщину, как жену и мать своих детей.
— О, — рассмеялась Лорелея, и опять словно медные монеты просыпались в мокрую от росы густую траву. — Об этом можешь не беспокоиться. Мне вполне хватит замка и титула миледи. Ну, пойду проверю лошадей, вдруг запутались? Ложись спать, лорд Ворон. Тебе надо быть сильным: нам предстоит долгий трудный переход. Кстати, как ваша рука?
— Болит, — сквозь зубы ответил Гордый.
— Надо бы смазать ее жиром, но чего нет, того нет, — заметила Лорелея. — Помочитесь на нее и не заматывайте на ночь. Так скорее заживет.
Гордый стиснул зубы от унижения — о таких вещах с женщинами говорить ему не приходилось, и Даже мысли не было, что вообще такая беседа возможна. Но в словах Лорелеи был здравый смысл, и Гордый, проклиная все на свете, снова поднялся на ноги, чтобы отковылять в сторонку и там позаботиться о своей ране.
Возвращаясь к костру, он уже едва держался. Не успел лечь и завернуться в плащ, как уснул мертвым сном.
Глава 17
Неслись с поля боя всадники, бежали пешие воины. Многие побросали оружие, и на всех без исключения лицах отражался ужас.
Красный Ворон ругался последними словами, лавируя на коне между бегущих людей. Оруженосец едва поспевал за ним. В основном все дезертиры были приморцами, но попадались среди них и воины Эннобара.
— Ах вы, проклятые трусы! — орал на них Красный Ворон. — Предатели! Ничтожества!
На плаще и шлеме Красного чернел герб Воронов, и многие дезертиры, глядя на этот герб и рыжую гриву всадника, останавливались и немного приходили в себя. Другие, наоборот, кричали: «А сам-то!» Или просто не обращали внимания.
Через некоторое время вокруг Красного собралось человек двадцать пеших воинов и пятеро всадников, в основном молодых или пожилых лордов, которые старательно прятали глаза.
— Что теперь с вами поделать, — злился Красный, сплевывая в пыль. — Опомнились, и на том спасибо! Идем в Тамврот, расхлебывать эту кашу.
Оруженосца вперед себя Красный отправить не рискнул: мальчишка трясся, как в приступе лихорадки, а на дороге могло приключиться всякое.
Небольшой отряд двигался четко в сторону границы по дороге, по пути подбирая раненых или растерянных воинов. Увидев в Красном лидера, люди заражались его уверенностью и слушались. Отряд постепенно разрастался, и к ночи численность составляла примерно пятьдесят человек.
Едва стемнело, Красный велел стать лагерем. У кого-то было с собой огниво, у некоторых — вода и еда. Ворон назначил десятников, которые распределили припасы, выставил часовых, а сам сел к костру и стал ждать.
С поля боя все тянулись побежденные. Многие были изранены и сами сворачивали к кострам в надежде получить помощь. По рассказам спасшихся Красный понял, что случился настоящий разгром, а Эннобар и Старший Ворон убиты.
Страшная весть наполнила голову и душу звенящей пустотой. Во рту горчило. Красный смотрел в ночь пстыми глазами: где-то там стыли тела короля и брата… Или братьев? Мысль о Диком наполнила ужасом. Красный напрочь забыл о Младшем и Гордом, да и вообще обо всем. Ухмыляющееся лицо Дикого стояло перед глазами. Снова и снова прокручивалась в мозгу сцена прощания: крик Дикого, его злые
