Все ветлужцы на этих кораблях выстроились как на параде, показывая, что их гораздо больше, чем на самом деле. На веслах никого не оставили, да это было бы и бесполезно — не ушли бы громоздкие катамараны от юрких новгородских ушкуев и стремительных судов северных торговцев. Отсутствие гребцов никак не сказывалось на ветлужских кораблях — они стояли как влитые, чугунные якоря на спокойном течении Пижмы держали намертво.
Вовка поймал себя на том, что рассуждения о сторонних вещах его успокаивают, и с удовольствием продолжил распыляться мыслью по древу.
Про те же якоря, созданные еще по чертежам дяди Вани.
Они были именно чугунными, а не каменными и даже не деревянными, залитыми внутри свинцом! Вовка ими изрядно гордился — примыкающие к веретену поворотные треугольные лапы держали корабли и в песке и в иле, а боковые штоки предохраняли якоря от опрокидывания. Для небольших лодей их использование было, наверное, неоправданным, но на чем-то их конструкцию надо было испытывать, так?
А огнемет на передовой лодье? Пусть даже голова начищенной до блеска медной птицы заканчивалась не жалом змеиного языка, а неказистым потемневшим раструбом, а перья, заходящие друг на друга, были намечены лишь грубыми штрихами, все равно огненная фурия казалась настоящим произведением искусства любому стороннему человеку. Отливающая краснотой маска являлась как бы символом богатства ветлужцев и манила к себе, словно была иссечена из золота.
Тревожный звук боевого рога выдернул Вовку из грез, заставив опуститься на грешную землю и прильнуть к обзорной щели.
Весла на четверке ушкуев разом упали на поверхность реки, вспенив воду и послав свои суда вперед, словно разгоряченных коней. Видимо, ушкуйников русы решили использовать на острие удара, ничуть их не жалея, что еще раз подтверждало отсутствие приязни между северными соседями.
Однако на этом плохие новости не заканчивались. Следом за новгородцами двинулись и русы, сохраняя некоторую дистанцию между собой и ушкуями.
Успев кинуть взгляд на остров, Вовка ощутимо вздрогнул. К горлу Гондыра уже был приставлен меч, а его сопровождающий валялся на песке, даже не успев выхватить оружие из ножен.
Тело сразу отреагировало — в ногах появилась предательская дрожь, а голос сорвался на фальцет:
— Готовься!.. Щиты вздеть!
— Не умолкнешь, отрок, язык отрежу! — плечо сжали сильные пальцы и после почти дословного повтора его же слов невозмутимый голос вернул к нему свой интерес. — Напомни, на сколь бьет твой огненный самострел?
— Метров сорок, пятьдесят…
Вовка оглянулся и с облегчением узнал черемиса. Признаться, за разноголосицей суматошных мыслей он и забыл, что на судне кроме него есть, кому командовать. И кроме мальчишек, суетящихся в тесноте узкого лодейного пространства, есть еще железные ряды потных ратников и их глава, отвечающий за весь корабль. Обычно флегматичный, равнодушно принявший даже тот факт, что на его лодье будет установлена загадочная жар-птица, сейчас Кий имел вид загнанного хищника. По крайней мере, скалился также. Невесть какое достоинство, но и то хлеб.
— …то есть четверть, а то и треть полета стрелы. А если поднапрячь насос, то и больше!
— Вот и не торопись попусту…Жди.
Собственно, общее руководство ратниками на лодье осуществлял вовсе не Кий — глава воинской школы тоже был на судне, и сейчас напряженно всматривался вперед, не выпуская при этом из поля зрения всех и вся.
— Кий, не тереби мальчишку, лучше наведи порядок на палубе!
— Да он не… — начал было Вовка, но тут же получил от черемиса весомую затрещину.
— Тшш!.. Отрежу!
Сам же Кий смиренно шагнул вглубь судна и сильным толчком отправил кого-то навзничь. Вовке послышался хруст и он лишь понадеялся, что это был треск скамьи, а не чьей-то кости. А Свара все не унимался.
— Стоять, а не понуро прятаться за чужими спинами!! Смерть встречаете, а не примаком[10] нищим идете в дом жены своей! Все вскоре закончится, так или иначе! Где радость на лицах?! С улыбкой щиты держать! Стоять! И прикрывать недорослей безмозглых, что оскепы[11] вам будут подавать и самострелы разряжать в сторону ворога!
От крика дрожь в коленках начала проходить, и Вовка с шумом прокашлялся, заработав подозрительный взгляд со стороны черемиса. Однако, не дождавшись новых каверз, тот вернулся под защиту птицы и вновь невозмутимо расположился за его спиной.
Первая стрела с чавканьем впилась в борт лодьи, а затем уже медная маска загудела, оставляя с внутренней своей стороны вспученные следы попаданий. Новгородцы били не часто, но прицельно. Оставалось лишь молиться Богу, чтобы ни одна из пернатых вестниц не нашла узкую обзорную щель или не упала сверху.
Резкий толчок в спину заставил его прильнуть к обзору, а сверху что-то глухо звякнуло и затенило яркий солнечный свет.
«Щит свой на меня сдвинул! А говорил, язык отрежу…»
Вовка бросил взгляд на поверхность реки и неожиданно оцепенел. Прямо ему в лицо, вращая пестрыми перьями, летел острый железный наконечник. Не торопясь, словно в замедленной съемке, он провернулся вдоль своей оси и сместился чуть в сторону, целя в левый глаз.
— А-а-а!!
Вовка отдернул лицо и тут же в узкой прорези, раздвинув рваными кусками ее медные края, показалось дрожащее от нетерпения стальное жало.
— А-а-а!!
Крик сам исторгнулся из его утробы. Он ничего не мог с этим поделать, как не желал вновь придвигаться к обзорной щели. Та казалась преисподней, за которой его ждала жуткая боль и бесконечные страдания. Вовке на миг почудилось, что на свете нет ничего важнее, чем чуть-чуть подождать и тогда опасность наверняка минует.
— Вовка, твою кобылу через третью изгородь!! — крик Свары доносился глухо, не пробиваясь до глубин сознания. — Отсекай головные лодьи! Не дай прорваться всем!!
Резкая боль привела его в чувство. Остро отточенный нож черемиса полосовал ему руку, до сих пор сжимающую рукоять поворотного клапана, а горячий шепот ввинчивался в ухо непонятными словами. Еще мгновение Вовка наблюдал, как его кровь тонкой струйкой стекает на почерневший от прикосновений раструб огнемета, а потом неожиданно опомнился.
Ему
