Ну.
И.
Дебил.
Астрал и Лиза-Джейн говорят с охраной, пытаются объяснить ситуацию, но меня все равно не впускают. Мне остается только смотреть на Спаркса. Он распластался по тротуару и плачет. Я вижу натуральные слезы на его лице. Он бормочет: «Что за черт, что за черт, нет нет нет…», весь перепуганный и в соплях.
Ребята выходят ко мне, и мы вызываем такси. Когда машина приезжает, Спаркс уже сидит на тротуаре, просматривая видео с телефона. Он тычет телефоном нам в лица и спрашивает:
– Вы слышите? Вы это слышите? – а потом проводит пальцем по экрану, чтобы снова отмотать его.
Но мы не слышим никаких слов.
Мы поднимаем его на ноги, усаживаем в такси. Его одежда покрыта пеплом от окурков с тротуара, щеки – мокрые. Он не сопротивляется. Мы даем водителю двадцатку, лишь бы он увез эту занозу в заднице в его лакшери-отель на холмах.
Такси отъезжает, а мы слышим Спаркса и видим голубой свет с его телефона.
– Слышишь? – спрашивает он водителя. – Слышишь, говорят «Сатанахия»? Да чтоб тебя, слушай еще раз!
Через заднее стекло машины мы видим, как водитель отрицательно качает головой. Поднимает руку, просит Спаркса прекратить это.
Всемером мы стоим на обочине и провожаем такси взглядом, пока машина не сливается с трафиком. И не понимаем, что только что произошло. А назавтра Астрал проснется и обнаружит корявое письмо с угрозами засудить нас всех, если мы начнем распространяться о трех дьявольских именах с видео. Спаркс собирается отрицать, что когда-либо их слышал. И конечно, своим подписчикам он пишет, что просто пошутил про три слова: конечно же, нет там никаких слов, ха, ха, ха. Преподносит это как социальный эксперимент.
– Короче, – говорит Лиза-Джейн, закуривая новую сигарету, – я думаю, мы вполне можем обойтись и без этого парня.
– Нет, – возражает Астрал. – Он остается.
– Что? – переспрашивают остальные.
– Он должен остаться, – повторяет Астрал.
Мы в шоке.
Когда мы напиваемся в соседнем баре, здоровяк наконец во всем сознается. Перед своим прибытием в Лос-Анджелес Спаркс согласился профинансировать львиную долю эксперимента. Он платит половину ренты за конференц-зал и за все наше новое оборудование, а также за билеты и проживание профессора Спенса. Почему – я не знаю, Астрал не знает, но он напоминает нам, что обе наши капмании на «Кикстартере» с треском провалились. Мало кто разделяет наш интерес к экспериментам семидесятых. Но когда-нибудь, совсем скоро, ситуация изменится. После этого эксперимента, чуваки, нас будут носить на руках под звуки марша.
Но пока этого не случилось, мы заперты на унылых работах, которых хватает только на то, чтобы оплачивать аренду, еду, газ и почти ничего, кроме.
Так что… да.
Оказывается, мы не можем изменить свою жизнь к лучшему без этого дебила.
Глава 8
Когда одновременно захлопывается столько ноутбуков, то звук напоминает стаю вспугнутых птиц.
Я выдвигаю себе стул. Эдуардо Санчес и Дэниэл Мирик[13] с их четырьмя коллегами вздрагивают и проверяют, нет ли в моих руках оружия. Они удивлены и как будто оскорблены. Но знаете что, если они не хотели, чтобы посторонние знали, в каком кафе на Мелроуз-авеню они назначили свое заседание, не нужно было публиковать в общественном доступе фотографии меню. Увидев эту публикацию, я стряхнул с себя похмелье и пулей рванул сюда. Все-таки Санчес и Мирик сняли крутейший ужастик, в котором им удалось убедить публику, что трое студентов киношколы действительно пропали в лесах Мэриленда. Кого, как не их, считать первыми подозреваемыми?
Я игнорирую слабые возражения о том, что «это место занято» и «у нас тут деловой разговор», выкладываю свой телефон перед Санчесом и Мириком и одним нажатием возвращаю экран к жизни.
– Мы знакомы? – спрашивает Санчес колючим, как его щетина, тоном.
– Может, вы читали мои книги? Джек Спаркс. Я не отниму много времени.
– Мне позвать кого-нибудь? – нервным шепотом спрашивает кто-то у Санчеса и обводит кафе взглядом.
Я включаю видеозапись.
– Я только хочу узнать, вы это сделали или не вы, – обращаюсь я к парочке. – Очень похоже на вас.
Любопытство берет верх. Они вытягивают шеи. Стулья скрипят, зрители подаются ближе. Мирик даже поворачивает телефон, чтобы четче видеть картинку.
Двадцать секунд – и киноделы начинают мотать головами.
– Увы, – говорит Санчес.
– Ты ошибся адресом, – вторит Мирик.
Я пристально смотрю им в глаза, заимствуя технику распознавания лжи у Ларри Дэвида.
– Так вы никогда не видели прежде этот ролик? Это не какой-нибудь прием в духе «Ведьмы из Блэр»?
Они так явно озадачены, что мне приходится им поверить. Отныне мои главные подозреваемые вне подозрения. Я покидаю их под звук открывающихся ноутбуков.
Сегодня я первым делом позавтракал ибупрофеном[14] и сразу после разослал одно и то же письмо восьмидесяти двум местным кино– и телекомпаниям. Не только тем, кто базируется в Голливуде. Тот факт, что видео снималось на трехмильном пятачке Голливуда, еще не значит, что организаторы должны базироваться именно здесь. Они могут оказаться в любой точке Лос-Анджелеса. Технически они могут оказаться в любой точке мира, но не будем пока об этом думать. Есть надежда, что видео снимали местные.
К письмам я прикрепляю ссылку на видео и интересуюсь, не причастен ли получатель к производству ролика. Попытка не пытка.
Я мчу во вторую компанию из своего списка мест, которые я хочу посетить лично, и вспоминаю последние комментарии к видео в Интернете. Среди них попадались важные сообщения.
Несколько человек во всеуслышание заявили, что «мое» жуткое видео остановило их от того, чтобы наложить на себя руки. А все потому, что они верят в его подлинность и, следовательно, видят в нем доказательство жизни после смерти. Когда ты вооружен такой информацией, жизнь уже не кажется такой бессмысленной и блеклой.
Это хорошо. Хотя есть и обратная сторона, как всегда бывает с абстрактными концепциями. Пятидесятипятилетняя Элспет Кук из Феникса тоже поверила в подлинность видео и существование загробной жизни и тоже сделала публичное заявление. «Вооруженная этим знанием, – написала она в своем блоге, – теперь мне хватит мужества положить конец этим мучениям [диагноз: лимфома] и уйти из этой жизни». Три дня назад она наглоталась таблеток и покончила
