Но я-то знаю правду. Я-то знаю.
– О боже, – шепчу я. – Вот оно.
Я и есть оператор.
У меня цепенеют внутренности. Я прячусь за угол, оставляя половину объектива открытым для кошмарной сцены передо мной. Точно той же кошмарной сцены, которую я просматривал уже сотни раз, заодно с миллионами людей.
В голове ничего не укладывается. Давит на виски. Я должен убираться оттуда. Храбрость сыплется в прах, когда берет верх инстинкт самосохранения, приказывая мне шевелиться.
Объектив видит, что темная фигура сейчас стоит лицом ко мне. Вероятно, она медленно повернулась тогда, когда я тут сходил с ума. Конечно, так и было. Я знаю этот сюжет наизусть.
Я не вижу лица фигуры, и я совсем, совсем не хочу его видеть.
Я раком пячусь назад от поворота и уже знаю, что дальше.
Господи, он же идет за мной.
Неизбежность будущего только усугубляет мое положение.
Силуэт стремительно выплывает из-за поворота с болтающимися в воздухе черными ногами, направляясь прямо на меня.
Я вскакиваю, и крик застывает в моем пересохшем горле.
Лицо призрака – обугленное и потрескавшееся. Рот распахнут, как у скелета.
Но его глаза. О, эти полные боли глаза. Он втянут в этот ад, может, даже против своей воли.
На этот раз передо мной не гротескная карикатура моего лица.
Это и есть мое лицо.
Кто бы сомневался.
Я почти удивлен, что мои ступни не приклеены к полу, как бывает в лучших кошмарах. Но нет, я бегу со скоростью лани.
Я бегу сквозь темноту, мимо лампочек, которые наконец перегорели.
Я врезаюсь в стены, которых не помню, и не могу увернуться.
Я не слышу призрака, но знаю, что он тут, настигает меня.
Беззвучный и бессмертный.
Я падаю на ступенях лестницы, ведущей в холл. На четвереньках ползу по ступеням дальше, не замечая впивающихся в ладони заноз.
Пожалуйста, пожалуйста, только позволь мне снова увидеть свет. Что это создание сможет мне сделать там, где люди, жизнь и открытые пространства?
– Не ходи туда, – сипит измученная версия моего голоса за моей спиной.
Я оборачиваюсь и вижу, как мое мертвое «я» поднимается за мной по лестнице.
Вижу белки в своих мертвых глазах.
Ослепленный темнотой, я шмякаюсь в закрытую дверь и лихорадочно шарю в поисках ручки. Я слишком хорошо понимаю, что, если какая-то сволочь заперла дверь, я умру здесь – если не от рук собственного привидения, так от остановки сердца.
– Не ходи туда, – повторяет мой голос, так жутко близко.
Мертвое дыхание холодит мне загривок.
Я распахиваю дверь и переваливаюсь через порог. В этот момент меня обуревает головокружение и яркая вспышка красного света.
Я захлопываю за собой дверь, но я не в коридоре при гостиничном холле. Я в абсолютной, мать ее, темноте.
Наш призрачный поезд отправляется в путь…
Я вцепился в дверную ручку, как будто привидение смогла бы остановить какая-то дверь.
Я молюсь: о свете, о помощи.
Ручка на ощупь кажется другой. Раньше тут был металлический набалдашник, а теперь – деревянный. Это навевает смутные воспоминания. Форма, бороздки…
Умоляю, умоляю, если есть на свете хоть какой-нибудь бог, пусть будет свет.
Рядом щелкает и скрежещет что-то металлическое.
Вспыхивает огонек.
Мне кажется, что мои молитвы были услышаны, но потом я вижу профиль маленького мальчика.
Мальчик стискивает в кулаке горящую зажигалку «Зиппо» и так сильно дрожит, что весь вибрирует. Пляшущий огонек освещает слезы на его щеках.
В этой тесной каморке вокруг висят куртки и пальто, одно из которых он только что поджег.
– Джейкоб? – зовет Алистер. Его приглушенный голос раздается из-за двери, в которую я только что вошел. – Кончай меня злить, мелкий говнюк[28].
Остолбенев, я смотрю, как мой приоткрытый рот отражается в новеньком блестящем металле зажигалки, и молча молю себя, пятилетнего, чтобы тот не почувствовал моего присутствия.
Но глаза мальчика косятся в мою сторону.
И он скулит.
Все так неизбежно.
Мальчик хочет быть храбрецом. Он хочет повернуться и объять неизведанное. Он отчаянно хочет повернуться и ничего не увидеть и чтобы все было в порядке.
Но он не может пошевелить и пальцем. И он писается в штаны.
Потому что он-то знает, что видит краешком глаза меня.
Этот случай будет преследовать его всю жизнь. Он заставит его вычеркнуть из жизни любые сомнения. Глубоко зарыть даже малейшую вероятность, что он увидел что-то в этой комнате.
И еще: он очень не хочет давать своему брату поводов для злорадства.
Но когда я делаю шаг вперед, чтобы обнять этого мальчика, меня ослепляет зеленая вспышка.
Глава 20
Холодная земля всасывает тепло моего тела. Трава прилипла к щекам. Чирикают и щебечут птицы.
Руками я обхватываю голову, защищаясь от солнечного света. Рюкзак Шерилин висит за спиной, как защитный панцирь.
Хочется так и дальше лежать ничком, ничего не видеть, никуда не двигаться. Зрение переоценивают. Чувства переоценивают.
Но мой мозг безудержной мукомолкой засыпает меня вопросами.
Как у меня вышло встретиться в подвале с собственным призраком?
Как у меня вышло снять видеозапись, которую я видел за двадцать дней до этого? (Простите меня, Паранормальные, видит бог, мне жаль, что я обвинял вас в том, что было суждено сделать мне самому. И мне вдвойне жаль, Шерилин, что пришлось бросить тебя там.)
И как это вообще вышло, что посторонний, которого я видел в детстве в чулане, это был взрослый я?
Картинки мелькают в моем воображении. Мои кошмарные воплощения. Мое лицо на визжащей бестелесной Ае. Мое лицо на обугленном призраке из подвала. Мое лицо на измученном мальчишке, которого тогда звали Джейкоб.
Джейкоб Титерли. Под этим именем я был рожден.
Я приврал кое в чем, рассказывая о Марии Корви. О ее прощальных словах, высказанных мне через уста проклятого Тони Бонелли. Она не сказала: «Эй, Джек Спаркс, счастливого пути». Нет, это было бы слишком просто. Она сказала: «Эй, Джейкоб Титерли».
И с тех пор как я только-только начинаю понимать, все случившиеся ужасы вращались вокруг меня. Словно кто-то сказал: «Ах, ты хочешь, чтобы все в жизни вращалось вокруг тебя? Будет исполнено!»
«Я», спрятанное в трех именах из видео, которые были слышны только мне.
Я, мертвый и черный, с исполненными горем глазами, в главной роли в том же видео, которое я видел столько раз.
«Я», многократно подчеркнутое стрелкой на спиритической доске в бойлерной.
Так, наверное, чувствует себя мышка, с которой играет кошка, оттягивая ее кончину. Мария пригласила меня в это путешествие, и в нем моя жизнь катится по проложенным рельсам. Если бы Мария не появилась в моем гонконгском номере, я бы не обратил внимания на стомиллионное письмо от Астрала и я бы не поехал в Лос-Анджелес. Если бы я не потерял голову из-за видеозапаси, мое параноидальное отношение к Паранормальным не достигло бы точки кипения, из-за которой им пришлось проститься с жизнями. Мне диктовали каждый шаг на этом маршруте.
Я все еще без понятия, где я теперь. Я только знаю, что
