– Что я думаю? А думаю, что морда у тебя слишком сытая. Да и на уличного замарашку ты не похож. Вот это я и думаю.
– Ну… я не совсем живу на улицах. У меня есть… жилье, – сказал Тута, которому пришла в голову спасительная мысль.
– Да неужели? И где же твои хоромы?
– За рекой, в некрополе. Нашел там старую гробницу.
Отец помолчал, а потом с размаху ударил Туту по лицу. Подобно железной хватке и запаху перегара, это было еще одним знакомым фрагментом прошлой жизни.
– Но она совсем пустая! – взвыл от боли мальчишка. – Может, ее разграбили. Или вообще никого там не хоронили. Я ничего не осквернил, честное слово. Там сухо и тепло по ночам, когда снаружи холод пробирает до костей. Говорю тебе, папа: это хорошее место для жилья. Хочешь, мы сейчас же туда и отправимся? Снова будем жить вместе, как раньше.
Наконец Панеб разжал пальцы и убрал руку. Но если Тута и думал улизнуть, его расчеты не оправдались. Отец загородил ему путь.
– Ты очень заботлив, сынок, – сказал Панеб.
Его голова пьяно свесилась набок. У Туты появилась надежда, что отец рухнет на землю и забудется хмельным сном, позволив ему сбежать. Но Панеб был еще не настолько пьян.
– Но у твоего старого отца есть где жить. И к тому же я не собираюсь надолго задерживаться в этой яме с дерьмом.
Тута скорчил гримасу, изображая, что огорчен отказом. В ответ Панеб сердито поморщился, показывая, что не верит и этой уловке сына.
– Не паясничай, – презрительно бросил он Туте. – Будь в тебе хоть капля сыновнего почтения, ты бы не бросил меня умирать в Завти.
– Тебя никто и не бросал, папа. Или забыл, как ты грозился меня убить? И убил бы, останься я тогда. Сам знаешь, в каком состоянии ты находился.
Отец кивнул:
– Ладно, будет языком чесать. Ты мне для дела нужен.
Панеб рассказал, где остановился и в какое время Тута должен туда подойти. Оказалось, отец с несколькими сообщниками задумал кражу, для осуществления которой им требовался «кто-то маленький и верткий вроде тебя».
– Гляди не опоздай, – угрожающе предупредил отец.
Панеб ушел, отправившись за новой порцией выпивки. Тута тер глаза и кусал губы, удерживаясь, чтобы не разреветься прямо на улице.
39
На следующий вечер, услышав знакомый окрик, Тута чуть не застонал от отчаяния. Он был на окраине трущоб и возвращался домой, как вдруг он услышал голос, до боли знакомый. Это был голос его отца.
Но Тута узнал не только голос, но и тон, с которым было произнесено его имя. Тоже очень знакомый и не предвещавший ничего хорошего. Отец был пьян и очень зол. Тута, надеявшийся его перехитрить, ошибся.
– Я же знаю, что ты где-то здесь, маленький вонючий врунишка, – орал отец.
Он явно находился неподалеку. Жители высовывались из окон, стараясь понять, из-за чего весь этот шум. Кто-то даже посоветовал Панебу закрыть рот и проваливать отсюда. (Как будто отец внемлет совету!) Тута вдруг почувствовал себя виноватым. Ведь это по его вине нарушен покой в трущобах. (Хотя чего-чего, а покоя трущобы не знали.) Вот сейчас люди в окнах увидят его и начнут показывать пальцем: «Посмотрите на этого негодного мальчишку!»
Но больше всего он тревожился за мать и Кию. Вчера, после неожиданной встречи в переулке, Тута примчался домой, бросив матери:
– Он здесь.
– О ком ты, малыш? Кто здесь? – без малейшей тревоги спросила Ими.
Рассказы сына не особо подействовали на нее. Она слишком давно не видела мужа. Конечно, она помнила и его пьянство, и всплески злости, и кулаки, которыми Панеб вбивал свои доводы. Но Ими было трудно поверить, что муж стал значительно хуже. Вернувшись в Фивы, Тута пытался ей это объяснить. Потом перестал, убедившись, что мать все равно не до конца его понимает.
– Мама, он опасен.
– Мне ли об этом не знать?
– Мама, пойми, за эти годы он стал гораздо хуже и опаснее. Он – само воплощение зла на земле… Опять скажешь, что я преувеличиваю? Но я чувствую: даже за эти месяцы он изменился. От него так и разит опасностью. Мне нельзя с ним встречаться. Я должен остаться здесь и защищать вас с Кией.
Ими замотала головой, уверяя, что еще не разучилась обуздывать жуткого Панеба. Если он вдруг появится, она быстро его усмирит.
Хотя Тута сомневался, что мать сумеет обуздать отца, ему отчаянно хотелось отправиться на Элефантину. «Все будет отлично», – убедил сам себя Тута. Теперь он сожалел о своей беспечности. Вот и расплата за его фантазии: Панеб явился в трущобы, пьяный и злой. Разъяренный тем, что Тута не пришел в указанное место. И так просто отец отсюда не уйдет.
«Спокойно, Тута, – мысленно приказал себе мальчишка. – Возьми себя в руки. Обдумай все как следует». После этого он пришел к неутешительному выводу: нужно выходить навстречу опасности. Другого способа нет. Сейчас важнее всего увести отца подальше от дома.
Хотя там сейчас гостят Айя и Байек. Все вместе они бы наверняка справились с Панебом.
Мысли Туты лихорадочно неслись. Он перебирал все доводы за и против. Байек и Айя не убийцы. Они лишь прогонят Панеба, но зато отец узнает, где живут мама и Кия. При его мстительном характере… Им придется покинуть дом, где они успели обосноваться.
Обдумав все, Тута принял единственно возможное решение и, превозмогая страх, пошел прямо на крики.
Вскоре он увидел отца. Панеб колотил по стене какого-то дома, требуя, чтобы сын вышел к нему. Тута отдал бы сейчас все на свете, только бы на улицу вышел рассерженный хозяин. Рассерженный, сильный и крепкий.
Увы, вопреки желаниям Туты, такой спаситель не появился. Возле дома стоял лишь его пьяный отец, привалившийся к стене. Панеб уже собирался возобновить крики, как вдруг увидел перед собой невесть откуда появившегося сына.
Тута громко сглотнул, но заставил себя улыбаться. Он поздоровался, стараясь держаться как ни в чем не бывало.
– Папа, чего ты так расшумелся?
Отец расправил плечи и вдруг с преувеличенным вниманием стал оглядываться по сторонам, замечая ветхие стены, облупившуюся краску и дырявые навесы. Панеб всем видом показывал, что обладает вкусом и привык к более роскошной жизни. Туте было противно смотреть на этот балаган.
«Улыбайся, – мысленно приказал себе Тута. – Во что бы то ни стало улыбайся». Трущобы были местом, где жили его мамуля и Кия. Сейчас главное – не злить отца и поскорее увести его отсюда.
– Где ты шлялся, малец? – накинулся на него Панеб.
Тута продолжал улыбаться, все еще надеясь выкрутиться.
– Я приходил в указанное место. Готов был взяться за работу.
