Представляю, как бы все задергались, узнав, что захватили одного из последних истинных защитников Египта!
Через несколько дней пути мы достигли селения Асуан. Там, пройдя под навесами и веревками с развешанным бельем, мы вышли на деревенскую площадь. Оттуда наш путь лежал к гавани. С берега хорошо просматривался остров Элефантина. Раздобыв лодку, мы добрались до него и устроили привал в ложбине, надежно укрытой от посторонних глаз. Но все равно, чтобы не выдать своего присутствия, огня решили не разводить.
Храм Хнума стоял на южном берегу острова. По словам Неки, именно там и держали моего отца, поместив в яму возле караульного помещения.
В первый день нашего пребывания Нека отправился на разведку. Вернулся он ближе к вечеру. Мы уселись тесным кружком и начали строить планы. По Нилу проплывали фелюги. Их паруса трепетали на легком ветру. К нам долетали голоса перекликающихся лодочников. Взяв прут, Нека изобразил на земле чертеж храма.
– Это караульное помещение, – пояснил разведчик, ткнув прутом в нарисованный квадрат. – А вот и яма, где держат заключенных. Сейчас твой отец – единственный узник.
– Ему там тяжело? – спросил я.
– Яма – не дворец, – пожал плечами Нека. – Но твой отец – меджай. Он выдержит.
– Но как? – спросила Айя, беря меня за руку. – Как Сабу могли захватить в плен?
Айя знала о меджаях куда больше, чем я. Эти знания она передала мне во время наших странствий. По мнению Айи, оставшихся меджаев жестоко преследовали по всей стране. Прежде она всегда старалась держаться от моего отца подальше, но его принадлежность к меджаям изменила отношение Айи. У нее появилась если не симпатия, то уважение к Сабу.
Так почему же мой отец допустил, чтобы его захватили в плен? Это не укладывалась в голове у Айи.
– Меджаи – великие воины Египта, – утверждала она. – Защитники народа, цвет воинства. И вдруг твоего отца захватывают какие-то неповоротливые сановники, привыкшие иметь дело с самозваными меджаями. Мало ли крикунов, не понимающих, какие обязательства подразумевает звание, которое они так бездумно присваивают себе? Но даже если Сабу и сумели пленить, как власти узнали его тайну? Байек, ты пятнадцать лет прожил бок о бок с отцом и ничего не знал. Или нам остается признать, что Сабу, находясь в чужих краях, случайно выдал себя? Это какая-то бессмыслица. Разве настоящий меджай не должен уметь действовать скрытно, оставаясь невидимым для враждебных глаз?
– Возможно, он допустил оплошность, – пожала плечами Хенса.
– Меджай? Допустил оплошность? – задумчиво спросила Айя.
– Или потерпел неудачу. Даже меджай не застрахован от этого.
– Но как это связано с его спешным отъездом из Сивы? – задала новый вопрос Айя.
– Возможно, никак, – сказал я, хотя сам в это не верил.
Айя покачала головой и снова принялась разглядывать рисунок Неки.
Оказалось, я напрасно не прислушался к словам Айи. И не только я. Все мы.
42
Ночью мне снова приснился кошмар. Не тот, где я вонзал нож в Панеба и вдруг, в последний момент, обнаруживал, что убиваю не его, а Туту. Нет. Этот кошмар был родом из моего детства. Я находился в пещере, полной крыс, и они отчаянно скреблись, пытаясь до меня добраться.
Мы ночевали в шалашах. Один занимали мы с Айей, второй – Хенса и Нека. По молчаливой договоренности нубийцы занялись возведением шалашей, а мы развели костер, затем поймали зайца, быстро выпотрошили и стали жарить. Я вспоминал, как когда-то Хенса учила меня делать шалаш. Потом я передал эти навыки Айе. Сейчас, наблюдая за работой нубийцев, я с огорчением признал, что наши навыки стали похожими на камень, поросший плющом. Форма вроде бы та же, но прежней четкости очертаний нет. Да, слишком давно мы с Айей не строили шалашей. Я смотрел, с какой быстротой Хенса и Нека мастерят из веток опорные шесты, как точно подгоняют все по размеру и прочно соединяют. Ощущение было такое, словно мы заново проходим давний урок.
Нубийцы вполголоса говорили о погоде, которая скоро испортится, а потому нужно сделать шалаши как можно прочнее. Слаженность работы не мешала Хенсе и Неке часто останавливаться и спорить о лучшем устройстве шалашей. Что-то делалось так, как настаивала Хенса, а в чем-то ей приходилось соглашаться с Некой. Однако возведение шалашей не затянулось. Мы поужинали жареной зайчатиной и сообща решили, что необходимо потратить еще один день на сбор сведений. После этого оставалось лишь разойтись по шалашам и улечься спать. Луна серебрила речную воду. Вокруг ложбины темнела листва. Воздух потрескивал от приближающейся бури.
И опять этот сон с крысами. Сегодня я действовал в нем по-иному: повернулся и побежал в противоположном направлении, торопясь выбраться из пещеры, кишащей грызунами. Неожиданно я почувствовал, что под ногами начинает дрожать земля. Я сделал несколько медленных, осторожных шагов и… обнаружил, что тряслась не земля, а я сам, – стоя на коленях, Айя тормошила меня за плечи и шептала:
– Байек! Байек, просыпайся!
Я резко сел на подстилке, невольно оттолкнув девушку. Снаружи вовсю бушевала буря. Неистовый ветер гнул опорный шест нашего шатра. Струи песка царапали стенки, словно когти чудовища, пытавшегося пробраться внутрь.
– Что случилось? – спросила Айя, как-то странно поглядывая на меня.
Я провел пятерней по волосам, убедившись, что они успели отрасти и сильно запачкаться. Затем поскреб себе грудь, окончательно просыпаясь.
– Ничего особенного, – ответил я. – Дурной сон.
– Про отца Туты?
– Нет. Про крыс. Слушай, а зачем ты меня разбудила?
– Потому что буря началась, – с детским простодушием ответила Айя.
Я взглянул на нее, силясь подобрать слова, однако полусонная голова соображала плохо.
– Это ненадолго, – пробормотал я и снова улегся на подстилку, натянув покрывало до самого подбородка. – Не бойся. Шатер устоит. Ложись и спи.
Мои слова вызвали у нее тихий смех. Даже в темноте я видел ее сверкающие глаза.
– У меня есть идея.
Фраза Айи подействовала на меня лучше любых расталкиваний. Сонливость быстро сменялась напряженным вниманием.
– Говори.
– Чувствуешь, в каком направлении дует ветер?
Через считаные минуты мы уже будили нубийцев. Подобно мне, оба сонно щурились и не понимали, в чем дело.
– Эта песчаная буря… нам на руку, – сказала Айя.
Хенса сонно заулыбалась:
– Ты что-то задумала. Выкладывай.
Хенса слушала торопливые слова Айи, и ее улыбка становилась все шире.
43
Бион стоял в опустевшем доме. Тела Хемона и Сабестета валялись рядом с входной дверью.
Медальон старейшины он нашел под кожаной повязкой на правом предплечье. Затем Бион задушил крысу и вынес вместе с купленным имуществом во двор, где стояла его лошадь.
Он развел костерок, на котором изжарил крысу. Подкрепившись, Бион сжег клетку. Медную миску и ремень он закопал.
Из
