Задача некроманта в том и состоит, чтобы выведать у духа правду. Это далеко не всегда бывает просто.
– У тебя прелестное имя, – говорю я. – И прелестные цветы.
Она кивает и, глядя на незабудки в своей руке, задумчиво поглаживает их лепестки.
– Я нарвала их сама, – признается она. – В саду бабушки. День был такой солнечный. Мне так не хватает солнца.
Она кажется такой чувствительной, такой хрупкой. Надо будет расспрашивать ее осторожно.
– Мы собрались здесь сегодня, чтобы отметить праздник зимнего солнцестояния.
– Я не люблю зиму. В это время года в саду ничего не растет.
Мне хочется спросить ее, есть ли у нее сад там, где она обитает теперь, на другом берегу Рубикона, но я знаю, что не должна этого делать. Нам не позволено расспрашивать духов о Царстве Ночи. Если они хотят поговорить об этом сами, что ж, хорошо, но наша цель состоит не в том, чтобы проникать в тайны загробного мира. Мы должны расспрашивать их только затем, чтобы защитить тех, кто ходит по земле.
– Эмилия, мы знаем, что живем в эпоху великих перемен. Пожалуйста, помоги нам. Расскажи, какие проблемы ждут нас в будущем, чтобы мы могли подготовиться и научиться их решать.
– Все изменится, – говорит она, медленно шагая по кругу и играя со своими цветами. – Все.
Один из опытных волшебников поднимает руку в знак того, что он хочет задать вопрос. Я киваю.
– Дитя мое, многие считают, что скоро будет война. Что ее нельзя предотвратить. Ты ее видишь? Нам действительно предстоит война? – спрашивает он. Повисает тяжкое молчание. Большинство из нас считают, что им известен ответ на этот вопрос. Но никто по-настоящему не хочет его услышать.
– О да, – отвечает Эмилия. – Будет война. Очень большая война. Погибнет много людей.
– Сколько? – Еще один из опытных волшебников не может сдержаться и задает вопрос, не спросив моего позволения. Я хмурюсь. Этот вопрос слишком конкретен. Волшебник видит выражение на моем лице и пытается облегчить задачу, поставленную перед девушкой. – Сотни? Тысячи?
Эмилия скорбно качает головой.
– О нет, – говорит она. – Погибнут миллионы. – И, прежде чем мы успеваем отреагировать на эти слова, продолжает: – Так много молодых людей. Совсем еще мальчиков. Бедные, бедные мальчики, они будут лежать в грязи и умирать. И даже в своем последнем вздохе они не смогут вдохнуть чистый, не отравленный воздух. – Эти слова кажутся еще ужаснее из-за того, что их нараспев произносит нежный девичий голос. Внезапно Эмилия устремляет взгляд на одного из волшебников и указывает на него тонким белым пальцем. – Твой сын погибнет на этой войне! – возглашает она. Собравшиеся ахают от ужаса, волшебник, к которому были обращены ее слова, хватается за сердце. Эмилия все ходит по кругу и показывает то на одних волшебников, то на других. – И твой сын погибнет! И твой! И твой! И твой тоже. И твой! И твой! – Она все говорит и говорит, вызывая у собравшихся отчаяние и шок.
Я пытаюсь проследить за направлением ее взгляда, чтобы понять, к кому из волшебников и волшебниц обращены ее страшные слова. Но она движется так быстро и говорит их столь многим, что я не могу вычленить их всех, хотя те, кого она выбирает, знают, что она обращается именно к ним. И поскольку граф Винчестер сидит рядом со мной, я не могу ошибиться, когда она показывает на него:
– И твой прекрасный мальчик тоже умрет. Одним из первых.
Льюис! Я поворачиваюсь к графу. Услышать, что кто-то из тех, кого ты любишь, скоро умрет – этого боится каждый из нас. Граф сидит молча и неподвижно, ничем не выдавая своего ужаса, ибо воспитание не позволяет ему показывать своих чувств.
– Эмилия! – прерываю ее я. Я должна прекратить эту ужасную перекличку и узнать у нее то, что могло бы быть нам полезно. Она останавливается и смотрит на меня, склонив голову набок. – Я знаю, тебе было тяжело это говорить, и мы тебе благодарны. Но то, что предсказано, всегда можно изменить, если только мы готовы попытаться. – Я должна в это верить. Все некроманты должны в это верить, иначе для чего нужно наше искусство? Какой нам смысл просто узнавать, что кому-то грозит смерть?
– Вы не сможете предотвратить эту войну. Она случится, хотите вы того или нет.
– Пусть так, но мы можем сделать ее менее кровавой. Возможно, нам удастся сократить ее продолжительность. Мы можем дать какие-то советы тем, у кого в руках власть, чтобы предотвратить самое худшее. Ты можешь помочь нам в этом, Эмилия? Можешь сказать, с кем нам следует поговорить? – Я знаю, что, если она смогла провидеть гибель сыновей некоторых из членов клана, она наверняка может увидеть, кто будет командовать армиями, кто будет принимать решения, к кому нужно обращаться, с кем вести переговоры. Или кого будет необходимо любой ценой остановить.
Эмилия на мгновение задумывается.
– Может быть, я это и знаю. – произносит она. – Но ради чего мне вам это говорить? Что вы мне дадите, если я скажу правду? Вы сделаете так, чтобы я снова смогла почувствовать на своем лице тепло солнца?
– Извини, голубушка, – мягко говорит Хранитель Чаши, – но это не в наших силах.
Она недовольно смотрит на него.
– Но я хочу посидеть в саду.
– Ты можешь посетить мой сад, – замечаю я.
– Но только не будучи такой, какая я сейчас. – Она топает ногой. – Будучи призраком. Я хочу снова чувствовать тепло. Нюхать цветы.
– Эмилия… – Я пытаюсь утешить ее. И ради нее, и ради нас. Но она так расстроена, что ничего не хочет слушать.
– Тогда я не стану вам помогать! – сердито говорит она и со злостью смотрит на меня. – Особенно тебе! Это ты им нужна. Ты могла бы спасти этих мальчиков, и тебе это известно.
– Эмилия, я не могу…
– Могла бы, если бы захотела. И они заставят тебя это сделать. Они увезут тебя и заставят! – кричит она.
Собравшихся охватывает ужас. Никто из них не может знать, что именно она имеет в виду, но ее предсказание касается меня
