Аманвах не любила разлучаться с сестрой-женой, особенно сейчас, когда обе забеременели, но ничего не поделать. Без шарум’тинг ка не обойтись. Сиквах не проходила и половины срока и оставалась подтянутой, а чуть округлившийся живот был незаметен под армированной одеждой. Она ехала с Асукаджи в карете Инэверы.
Племянник пребывал в угнетенном состоянии духа, его аура с минуты исцеления полнилась раскаянием и стыдом. Он глазел в окно экипажа, понимая, что его взяли скорее как заложника и гаранта хорошего поведения Асома, не видя особой пользы для Доктауна в нем самом.
– Нас окружили, – заметил он.
– Джарвах предупредила об этом, – сказала Сиквах. – Волки Эверама разжирели от награбленного в зеленых землях и одичали в согласии с их прозвищем. Джурим не покажется без охраны.
«Волков чересчур надолго спустили с привязи».
– Джурим – заблудшая душа, – сказала Инэвера. – Последний кай’шарум из первых Копий Избавителя Ахмана. Среди шарумов его честь безгранична.
– Столь честный воин, – возразил Асукаджи, – должен встречать нас на коленях, упершись ладонями в землю, а не угрожать своими людьми.
Инэвера покачала головой:
– Кого встречать – женщину? Мальчика в белом, которого он едва знает? Джурим – истинное дитя Лабиринта. Он верен своим командирам-шарумам. Ахману и Шанджату, которые ушли в бездну. Джайан мертв. Хошкамин не проверен. Он подчинялся Хасику, а тот отныне евнух-изгой. И какой теперь воин сравнится с ним славой?
Асукаджи сжал кулаки:
– Я его дамаджи!
– Мальчик, которого он помнит, еще сосал грудь.
– Тогда я нынче ему покажусь.
– Не покажешься, – сказала Инэвера. – С Джуримом разберусь я.
– Дамаджах, – заговорила Сиквах, когда Асукаджи снова впал в угрюмое молчание, – у Джурима больше трехсот отборных даль’шарумов. Тебе опасно…
Инэвера коротко взглянула на нее, и шарум’тинг ка смолкла. Ашия ушла, но ее уверенная настойчивость, похоже, передалась Сиквах вместе с белым платком.
– Нам нельзя приводить из Дара Эверама большое войско, иначе алагай насторожатся, – сказала Инэвера. – А другого подкрепления нет. Чтобы хоть сколько-то надеяться пережить Ущерб, нам понадобится Джурим с его воинами.
– Говорят, у Хасика их больше тысячи в монастыре Новой Зари, – подал голос Асукаджи. – Возможно, нам лучше обосноваться там. Навестить Хасика сейчас же, пока не наступил Ущерб, и напомнить о его клятвах.
– Этим занимается твоя сестра, – ответила Инэвера. – Но эта информация не должна выйти за пределы кареты.
– Ашия? – задохнулся Асукаджи. – Ты послала ее на север? А где мой сын?!
Инэвера отвесила ему пощечину. Он ошеломленно заморгал. Было ли хоть раз, чтобы его, избранного, били? Сиквах рассматривала ногтевые метки, притворяясь, будто ничего не заметила.
– Твой племянник – племянник! – находится при своей матери, которая идет по краю бездны, потому что ты покусился на нее и раскрутил кости ее судьбы. Сию секунду она подбирается к Хасику. Она освободит хаффита.
– Хаффита?! Ты рискуешь моей сестрой и единственным внуком Избавителя – единственным твоим внуком – ради жирного пожирателя свинины?
– Я рискую ими ради Шарак Ка, – ответила Инэвера. – Кости предсказывают, что хаффит еще сыграет свою роль.
Асукаджи взял себя в руки, соскользнул со скамьи и опустился на колени:
– Не исключено, что и я сыграю. Пошли меня, Дамаджах. Я отправлюсь на север спасать сестру и… племянника.
Инэвера тронула его за плечо:
– Наконец-то, дамаджи, ты выказываешь почтение, а потому я отвечу, что для такого задания у тебя нет ни навыков, ни закалки. Болота необъятны, там мало пищи и чистой воды даже для тех, кто умеет искать. Они кишат болотными и трясинными демонами, которые сливаются с грязью и гнилью и плюют кислотой в ничего не подозревающую жертву.
Асукаджи поднял глаза:
– И ты отправила туда мою сестру и младенца?
Инэвера кивнула:
– И они не нуждаются в таких спасителях, как ты. Тебе повезет, если Ашия не убьет тебя, едва увидит. Избавитель не исцелил бы тебя, не будь тебе отведена своя роль в Шарак Ка. Имей терпение, и Эверам откроет твое предназначение.
Скрепя сердце Асукаджи поклонился:
– Как прикажешь, Дамаджах.
За следующим поворотом начался подъем, и дорога почти на милю стала прямой. Инэвера увидела Джарвах, стоявшую на холме в обществе Джурима и его командиров. Идеальное место для засады. Волки приблизились и отрезали каретам и шарум’тинг подступы к вершине.
Асукаджи и Сиквах вышли первыми и встали на страже с боков от лесенки. Инэвера сошла. На ней были кроваво-красные шелка.
Джурим и его люди возвышались над миниатюрной Джарвах, сидевшей на своем мелком рысаке. Как и ожидалось, Волки не обратили на девушку особого внимания и сосредоточились на Инэвере, охранниках-евнухах, Асукаджи и Сиквах.
– Дамаджах. – Джурим поклонился почтительно, но без того пиетета, которого требовал титул.
Инэвера знала, что так и будет, но заносчивость и неуважение оскорбили ее глубоко, как и племянника.
– Джурим, – она обошлась без поклона, – рада тебя видеть.
– Тебе повезло, что я согласился на встречу, после того как твоя ведьма шарум’тинг отрубила моему воину руку.
Инэвера улыбнулась под покрывалом:
– Если это правда, значит он положил ее на место, запрещенное Эверамом.
Джурим взревел от смеха, как верблюд, и спорить не стал.
– Ты нужен в Водоеме Эверама, – сказала Инэвера. – Отведи своих людей на север, притворись, будто мы расстаемся, а потом сделай круг и присоединись к нам на месте. Доложишь о прибытии наставнику Керану.
Она повернулась, намереваясь уйти и молясь о свершении того маловероятного будущего, в котором ее приказа хватало.
– А если я не захочу? – осведомился Джурим, и она застыла вполоборота.
– Какое значение имеют твои желания на Шарак Ка? – спросила Инэвера.
– Шарак Ка! – вскричал Джурим. – Миф воинам в послушание! Разве для Шарак Ка мы проливаем кровь и умираем в зеленых землях? Может быть, и Джайана размазало по воротам Энджирса ради Шарак Ка? Или это творится во славу людей? Я никогда особо не интересовался Шарак Ка – не то что Ахман. – Повернувшись, Джурим стал расхаживать по холму. – Он, ясное дело, и не спрашивал, чем я интересуюсь, и славой, как Хасика и Шанджата, не покрывал. И в очереди за кашей мое место было десятое.
– Ты еще можешь прославиться, Джурим, – заметила Инэвера.
– Слава – дымок от лампады, Дамаджах. Она просачивается меж пальцев, не успеешь схватить. Ее нельзя удержать, на нее ничего не купишь. – Джурим обвел рукой простор, вид на который открывался с холма. – Зеленые земли необъятны. Мужчины слабы, а женщины нежны. Селения ломятся от добра. Скажи, зачем мне с моими людьми возвращаться в бой и умирать ради славы?
– Если ты не подчинишься, твоих Волков не примут ни в Красии, ни в Лощине, –
