Я открыла ему свою тайну, а он ничего не дал взамен. Меня охватывает желание сорвать с него маску, посмотреть в глаза того, кто так любит безликость. Нет, у него не планемия. Он прячет нечто большее, чем болезнь.
– Где твое слабое место? – тихо, но четко произношу я. – Почему ты с нами? Как тебе доверять? Ты так усердно прячешься, что я начинаю сомневаться. А вдруг ты предатель?
– Сейчас не лучшее время для допросов, Шейра.
Нет, я не отпущу тебя, любитель чипсов. Бойся. Чем сильнее твой страх, тем увереннее я себя чувствую.
– А когда оно будет лучшим?
– Никогда, – отрезает он. – Я хочу помочь. Хотя бы попытаться.
– Хорошо, – внезапно соглашается Ольви. – Ты прооперируешь ее?
– Да.
– Мы подождем на улице.
– Чего ты боишься, Матвей? – Я не двигаюсь с места.
Он наклоняется ко мне и обжигает мое ухо дыханием.
– О страхах я предпочитаю молчать.
– Что же… Удачи, – цежу я и выбегаю в коридор.
Дышите, Марфа, дышите. Вы не на дне.
Альба спит, дверь во двор распахнута. Ольви сидит на крыльце.
– Можно? – Я опускаюсь рядом.
– Вряд ли тебя смутит мое «нет».
– Здесь ты прав, – грустно усмехаюсь я.
Ветер гладит поле бесконечными сквозняками и где-то у горизонта встречается с суетой города. Из-за дорог в небе не видно Большую Медведицу.
– Мне жаль.
– Я знал, что ей осталось недолго. – Ольви запрокидывает голову. – Но надеялся, что успею добраться до серверов.
– У Марфы планемия?
– Да. Редкий случай. Мне не было и года – так сказала сиделка, которую нанял отец. А сам он смылся, когда прочитал заключение Утешителей. Мама… закрашивала зеркала. И вечно повторяла, что любит море. Карма то падала, то резко подскакивала. – Ольви втягивает воздух. И снова тонет. – С этими «прыжками» мы боролись до сегодняшней ночи. Ты ни за что не поверишь, но маме всего пятьдесят. И как после этого любить Семерку?
Я опускаю голову, но он берет меня за подбородок.
– У нас нет войн, а люди продолжают гибнуть. Так какая разница из-за чего? – Ольви закатывает рукав моей толстовки и с отвращением смотрит на индикатор. – Она сошла с ума из-за этой штуки.
– Мы должны наведаться к Ларсу.
– А как же третий блок?
– Подождет.
По крайней мере, у нас в запасе две недели.
Я достаю из кармана планшет – полчетвертого утра. В левом углу высвечивается шестнадцать пропущенных. На протяжении этих трех дней родители звонили мне, а я никак не решалась ответить. Я слишком слаба, чтобы говорить правду.
Планшет начинает вибрировать. Глория Бейкер онлайн. Теперь, когда я меньше всего настроена лгать, меня прижимают к стене.
Улыбка. Ровный голос. Легенда. Кажется, ничего не забыла. Я принимаю вызов.
– Доченька, что случилось?! Мы никак не дозвонимся ни до тебя, ни до Эллы! – возмущается мама. – Три дня, Шейра! Три!
– У нас были некоторые… дела, – чеканю я.
– Включи видео! Немедленно!
– Элла спит. А я не дома.
Я с удивлением отмечаю, что не соврала. Наверное, сестра и правда отдыхает.
– Глория… – хмыкает папа. – Успокойся, дорогая.
– Успокоиться?! Да я не сплю уже трое суток!
Я не могу расслабиться. Каждый мускул на лице дрожит, щеки пылают. Меня душат воспоминания, а я упорно повторяю легенду.
– Мам, все хорошо. Я устроилась на работу и сейчас занята. А Элла…
– Шейра, – всхлипывает мама, – где она?
– Мне пора, прости, – проглатывая рыдания, шепчу я.
– Где она?! Шейра, не бросай трубку! Где Элла?!
– Я тебе потом перезвоню, хорошо? Пока, мам! – Я отключаюсь и даю волю слезам.
К счастью, Ольви ни о чем не спрашивает. Мы сидим молча, прислушиваясь к пению сверчков и приглушенным звукам дорог.
Динь-дили, дили-дон. Это все сон.
– Пойду проверю, как там Матвей, – через некоторое время нарушает тишину Ольви.
Я не хочу подниматься. Мне нравится тонуть в неизвестности. Нравится верить. Но я пересиливаю себя и иду за… другом. Нет, он не выскочка. Сегодня я это поняла.
Альба до сих пор без сознания. Я рада. Моя бывшая подруга не предложит мне бисквит.
Прости меня. За Ника. За мою слабость. За то, что я питаюсь твоей ненавистью.
Мы можем жить нормально, правда. Но в разных комнатах. В разных домах. В разных концах города. А желательно – на разных планетах.
Я замираю у двери в спальню Марфы. Открыть… Это же так легко.
Интересно, о чем думала Карина пятнадцать лет назад, мчась по коридору? Догадывалась ли она, что ждет ее в палате?
Я дергаю за ручку.
Вдох. Сердце готовится к борьбе с ребрами. Ему не нравится жить в костяной клетке.
Матвей стоит у окна в окровавленных перчатках. На запястье Марфы мигает индикатор. Черным. Ольви без устали гладит маму по плечу.
– Она же проснется? – ровным голосом спрашивает он.
– Организм отторг чип. У меня не получилось ее спасти.
Дальше все происходит под толстым слоем ваты.
У вас тоже нет жабр, Марфа. Как жаль.
Ольви бьет Матвея. Изобретатель уклоняется. Я прошу их успокоиться. Без толку. Смотрю на женщину, чей страх перед зеркалами угас минуту назад. Провожу ладонью по морским брызгам на ее «полотнах».
За тонкой пленкой краски поселилась пустота. Сердце Марфы выпорхнуло на свободу.
Я сажусь. Тру виски. Нет, это сон. Кошмар. Очередной кошмар. Город номер триста двадцать так не поступает. Он заботится о своих жителях.
Я падаю рядом с Марфой, сворачиваюсь клубочком и закрываю глаза.
Все будет хорошо, Шейра. Страшное видение исчезнет. Ты вернешься на пятнадцать лет назад, чтобы прожить жизнь заново.
На этот раз без ошибок.
* * *Боль в спине вытягивает меня из мрачной темноты. Я лежу на жесткой кровати в незнакомой комнате. По полу робко скользят лучи. На зеленом диване у поцарапанного пианино спит Альба.
Здесь когда-то лилась музыка. Я слышу ее отголоски с примесью горечи и боли.
Нет, это был не кошмар. За окном стелется поле. Я встаю и на цыпочках выхожу в коридор.
Дверь в комнату Марфы закрыта. Мне страшно вновь смотреть в пустые зеркала. Я сбегаю от них на улицу.
Солнце выглядывает из-за горизонта. Еще рано. Наверное, нет и пяти. Я проспала чуть больше часа.
Матвей гуляет неподалеку от дома. Я стараюсь двигаться тихо, но он меня замечает.
– Проснулась? Быстро.
– Ты не виноват. – Глупо, Шейра. Как же глупо. – Она была обречена.
– И все же я надеялся.
– Где Ольви?
– С ней. В шесть приедут люди из первого блока, так что не трогай его сейчас.
– Хорошо… – я моргаю, мучительно подбирая слова. – Ты сделал все, что мог.
– Утешать меня пришла? – горько усмехается Матвей. – А я думал, что раздражаю тебя.
– Нет, конечно нет! Просто… Мне сложно общаться с человеком, ничего о нем не зная. Мы не договорили тогда…
– Ошибаешься.
– Ты что-то скрываешь.
Я прикасаюсь к его биомаске и поддеваю край ногтем, но Матвей останавливает меня.
– Пожалуйста, – умоляю я. – Позволь мне разобраться, кто ты. Я рассказала тебе, что со мной случилось. Взамен мне нужна твоя история.
– Я не просил.
– Осуждаешь?
– За что?
Я ищу в себе крохи смелости, но в висках стучит лишь бойкое «трусиха, трусиха, трусиха».
– Ты ни разу не спросил меня о
