– Вот теперь запасной план, – объявил я овце и, выдержав паузу, добавил: – Ура, гип-гип, ура! Это удочка!
– Бе, – кратко заметил Кремешок и вернулся к поеданию травы.
– Да я знаю. Самый простой и очевидный инструмент. Долой загогулины и петли.
Я сотворил четыре палки и поместил их рядом с шерстью на верстак. Когда перестановки и стыковки ничего не дали, я выдумал запасной план для запасного плана.
Ну, раз шерсть не работает, пора доставать паучий шёлк.
Увы, с ним тоже не вышло. Надо двигаться к следующему логическому шагу. И тут мой энтузиазм поостыл.
– Может, этот мир не хочет, чтобы я сделал удочку? – задумчиво выговорил я. – Хорошо бы, если так…
При мысли об альтернативе мне будто напихали льда в желудок. Ведь если не так, надо добыть ещё кусок паучьего шёлка…
– Муу!
Я вздрогнул от неожиданности.
– Не подходи так тихо! – в сердцах бросил я корове.
– Му, – указала она.
Мол, не пытайся сменить тему.
– Это не должно быть так уж опасно. Мы же знаем: днём они не нападают, так что я могу рискнуть, подстрелить издали…
Корова фыркнула.
– Но попытаться же надо, – возразил я и показал горсть вонючей зомбятины. – Я не могу жить на этой мерзости.
– Му-у, – напомнила корова про огород.
– Урожаю ещё расти и расти. К тому же, я не знаю, как его есть.
– Му-у? – осведомилась корова, подозревая, что я рассказываю не всё.
– Ну да, да, – стыдливо признался я, уставившись на свои ботинки. – В общем… мне страшно, конечно… я до сих пор всегда убегал… они такое могут сделать…
– Бе-е-е, – со знанием дела заметил Кремешок.
– Да, я понимаю, что тут ничего предосудительного нет. Мне следует их бояться. Если бы я не боялся, не выжил бы. Самосохранение. Самый полезный инстинкт.
Я снова посмотрел на лук, затем на своих друзей.
– Но я не стану его рабом. Мне нужно узнать в драке, смогу ли я управлять своим страхом или он навсегда мой господин. Если нет, выкопаю нору, сяду там и буду выходить только днём, – заявил я и махнул рукой в сторону Горы Разочарования. – Но разве это жизнь?
Корова испустила длинное тяжёлое: «му-у-у-у». Видать, смирилась. Она ведь знала, что я прав – хоть и собираюсь лезть прямо в пасть смерти.
– Ну да, и здесь ты права, – согласился я и посмотрел на солнце, почти подобравшееся к зениту. – Лучше б я пришёл к этому выводу прошлой ночью. Тогда, по крайней мере, сразу отыскал бы паука, и не пришлось бы откладывать на завтра.
Нет ничего хуже ожидания. Секунды ползут, волнение растёт и гложет. Знаете, в чём разница между волнением и страхом? Я не понимал её до сегодняшней ночи.
Страх – это когда реальная, зримая угроза лицом к лицу с тобой. А волнение исходит от возможной угрозы, она далеко, в будущем. Страх можно преодолеть, а волнение – только вытерпеть. Я практиковал терпение: гулял по острову, разговаривал с животными, много раз представлял, как убиваю паука. Но волнение накатывало волна за волной, я дрожал, стискивал челюсти, ощущал, как пересыхает во рту.
На пике тревоги, словно на девятом штормовом валу, ко мне приходили мысли, о которых мне до сих пор не хочется говорить. Я думал, как дать задний ход, отступить.
Ведь скоро созреет урожай на огороде. Да и мясо зомби не такое скверное. К тому же нет доказательств самой возможности удочек в этом мире.
Скажем прямо, причин я себе напридумывал не три, а гораздо больше. Мне не хотелось опасности. Когда день склонился к вечеру, мои нервы уже трещали по швам, решимость едва держалась. Если бы в здешних сутках было двадцать четыре нормальных часа, я бы сдался собственной трусости.
С приходом темноты я пошёл в бункер, лёг и приготовился к дозе оздоровляющего сна. Однако он не пришёл.
БУХ! БАММ! БУХ!
Меня выдернул из постели грохот кулаков. Мертвец явился с визитом.
– Пошёл вон! – заорал я. – Мне поспать надо!
Хоть бы этот мир позволил мне создать затычки для ушей.
– Гы-ы-ы, – простонал зомби, терзая моё напуганное сердце.
– Ну, тогда пошёл ты…
Не буду писать, как именно я закончил эту фразу. Я тогда был, мягко говоря, не в лучшем состоянии.
Мне следовало поблагодарить зомби за неожиданный визит. Ведь после целого дня придумывания причин не драться, я наконец вспомнил о том, зачем собрался драться. Каждый удар гнилых кулаков в дверь превращал тревогу в решимость.
– Если б не нужда в моей единственной стреле, ты бы уже стал полночным перекусом, – сообщил я рычащей твари.
К рассвету я более-менее приготовился к битве. Понаблюдал над тем, как солнце превратило незадачливого взломщика в дымящийся кусок плоти, который я проглотил и запил щедрой дозой лучшей продукции моей Му.
– Всё. Больше никаких отсрочек. Сейчас или никогда, – провозгласил я и с луком в руках вышел из западной двери.
И остановился при виде паука, сидящего на опушке леса, в тени.
– Сейчас или никогда, – шёпотом повторил я и осторожно пошёл через открытое пространство.
Арахнид то ли не заметил меня, то ли, в соответствии с моей теорией насчёт дня, не обращал внимания. Когда я подобрался на дюжину блоков, монстр вообще отвернулся.
Моё сердце колотилось, зудела кожа, во рту – словно сухой песок. Я коротко вдохнул и натянул тетиву. Стрела взмыла и воткнулась в жирное паучье тело.
Но паук не умер!
– Рс-с-с-ш! – проскрежетал восьминогий убийца, развернулся и уставился на меня.
– Ох, – выдохнул я и кинулся назад, к горе и своему логову.
В ушах отдалось шипение. Холодные колючие клыки разодрали мою спину. Я упал вперёд, вскочил с воем, помчался со всех ног – а мою беззащитную плоть всё терзали жуткие зубы.
Никакой адреналин не унёс бы меня от терзающих клыков. Никакое гиперисцеление не спасло бы от непрерывных ударов.
Третья
