Кроха спешно отвернулась, чтобы не вырвало.
– Как сама, Микроб?
Она не ответила, борясь с лезущим наружу желудком.
– Ну и славно. Идем, солнце не ждет.
* * *Спутники шли через длинные ряды могил. Южное кладбище – одно из самых больших в Самаре. После жуткой схватки оказаться среди бескрайнего поля крестов и надгробий – та еще радость. Но Еж посчитал этот путь удобным и безопасным.
Впрочем, не так страшны были кресты, как выступающие из сугробов черные плиты с фотографиями усопших в полный рост. Увидь такое в темноте – и разрыв сердца обеспечен. Даже днем в компании бывалого сталкера Кроха чувствовала себя крайне неуютно под взглядами мертвецов. Казалось, как ни поверни голову, под каким углом ни глянь на них, мертвые глаза неотрывно следят за тобой.
В них не было ни капли укора или злобы. Наоборот, безутешные родичи выбирали добрые и красивые снимки. Отчего казалось, что умершие много лет назад люди радуются приходу незваных гостей. И приглашают погулять среди их последних пристанищ, почтить их память и остаться здесь подольше. Желательно – навсегда.
Громадный Купол вдали придавал кладбищу потусторонний блеск своим тусклым сиянием. Серебристые лучи искрились на снегу и мраморе, отчего все вокруг источало холодный призрачный свет.
– Так что случилось с Псиной? – неожиданно спросил Егор.
– Упал, – поежившись, буркнула Арина. – И умер.
– Ого, – проводник свистнул. – Твоя работа?
– Нет! Я же не то, что некоторые.
– Жаль, – в его голосе читалась неподдельная досада. – Почти начал тебя уважать.
– За что? За убийство? – сердито спросила девушка.
– За то, что перестала быть наивной дурочкой. Хотя бы ненадолго. Но, похоже, для горбатого есть лишь одно лекарство, – бродяга похлопал по косому надгробию.
– Ты о себе? – Кроха хмыкнула. – Не спорю.
– В том числе. Вот только мой горб исправят нескоро. А ты давно бы сдохла, не будь кое-кого рядом.
– Ты тоже.
Сталкер рассмеялся.
– Конечно. Давно бы пропал без тебя. И как только жил все эти годы?
– Вот-вот. Как только не лопнул от спеси и самомнения.
– Увы, мне это чуждо. Просто знаю себе цену.
– Лучше бы знал сострадание.
– А зачем? – искренне удивился он.
– Действительно! Неужели не понимаешь, что все люди разные? Есть Ежи, а есть Арины. Есть Зебры, а есть Псины. Одни исправимы, другие – нет. Но это не повод решать все вопросы топором!
– Какая же ты глупая…
– Ну и пусть! Но Зебра… не такая, как те, кого ты обычно крошишь в салат. Она отпустила меня. Не стала стрелять, когда я бросила тебе оружие. Она… не заслужила такого.
– Поплачь еще.
– И поплачу! – Кроха всхлипнула. – Надеюсь, по тебе тоже кто-нибудь всплакнет.
– Боги… – проводник глубоко вздохнул. – Как с Марса свалилась. Уважаемый не брат по разуму! На матушке Земле все работает иначе. Если не кончаешь врага, он находит и кончает тебя. Пощадила барыгу дважды – и чем все обернулось? Если итог один, на кой растягивать удовольствие?
– Зебра – не Псина.
– Правильно. Гораздо хуже. И сколько слез ни лей, башка не отрастет. Поэтому сделай милость – заткнись.
«Не ищи здесь свет, – всплыло в памяти. – Во мне его меньше, чем в разбитой лампочке».
А ведь не врал и не бахвалился. Всего на сутки окунувшись в новый мир, Арина ощутила нечто странное, неведомое прежде. В сердце поселилась гнетущая пустота, и все увиденное блекло, теряло краски и быстро забывалось. Пережитые ужасы опускались на дно сознания и едва виднелись под темной толщей безразличия. А что внутри тех, кто живет в нескончаемом кошмаре вот уж два десятка лет? Для них это обыденность, рутина. Убить человека так же просто, как отрезать ломоть хлеба.
Постоянная угроза выжгла их дотла, сделала равнодушными ко всему, от чего обычный человек упал бы в обморок. Они отдали души в обмен на здравый рассудок. Почерствели, обросли колючими коконами, чтобы не сойти с ума. Еще не мутанты, но уже не люди. Какой смысл искать в них добро, если все светлое давно продано за возможность без сомнений нажимать на крючок и без страха входить в логова чудовищ.
Пустые оболочки с холодным расчетом вместо совести. Роботы из мяса и костей, строго блюдущие законы и правила мертвых земель. И самое страшное – эта зараза уже пустила корни где-то у нее под ребрами и медленно подбиралась к еще живому мягкому сердцу. С каждой затянувшейся раной оно становилось все грубее и жестче.
– Нет, – строго сказала девушка. – Не верю, что кругом одни негодяи. Я выросла на хороших книжках. А в них не делят все на черное и белое.
Еж усмехнулся.
– Лучше бы и дальше сидела в конуре и зубрила всякую ересь про храбрых рыцарей и розовых единорогов. Это – твой потолок.
– Найду папу – и буду зубрить. Вернусь к обычной жизни – ферма, свиньи, все такое. Пусть протяну недолго и помру никем. Но это всяко лучше, чем год за годом засыпать, ненавидя себя, и просыпаться от проклятий в спину.
Егор схватил спутницу за горло и прижал к плите. В отблесках Погоста отчетливо проступило лицо – волчий оскал, налитые кровью глаза и вздувшиеся вены на висках.
– Да что ты знаешь об этом? – прохрипел он. – Ты, мелкая… тупая…
Он замахнулся и со всей силы ударил кулаком чуть выше ее макушки. Кусок плиты звякнул о ржавый памятник и ухнул в сугроб. Сталкер стукнулся лбом в холодный мрамор и задержал дыхание. Его трясло, веко и скула неистово дергались.
– Как же бесишь…
Кроха фыркнула.
– Хватай топор – решай вопрос.
– Просто заткнись. У всего есть предел. Даже у моего терпения.
Она с вызовом посмотрела ему прямо в глаза. Золотые звездочки вспыхнули и погасли, став едва различимыми на льдисто-голубой радужке.
– Ну, давай, бей. – Арина оттянула капюшон и оголила шею. – Ты же легко убьешь кого угодно, если будет выгодно. Но совесть убить не получится. Как ни старайся. Она либо есть, либо давно кончилась. А у тебя хоть и капелька, да осталась. Вот и бесишься. Не хороший, не плохой. Не злодей, не герой. Всё и никто. Быть тобой не пожелаешь и врагу.
– Все сказала?
– А ты все услышал?
– Навострила язычок… – Еж фыркнул. – С другими не такая смелая.
– Смелая? – девушка подняла трясущиеся ладони. – Нет никакой смелости. Просто не могу молча смотреть, как ты превращаешься в Псину.
– Прилипла, блин. Какое тебе вообще до меня дело? – раздраженно бросил бродяга.
– Не знаю, – она пожала плечами. – Я глупая, наивная и приставучая. Верю, что где-то далеко цветут цветы, порхают бабочки, а люди живут без намордников и оружия. Что ужас вокруг не вечен и однажды закончится. Что наши дети обойдутся без масок и автоматов. В смысле, не наши с тобой дети, а… проехали.
Спутница опустила голову и случайно уткнулась в нагрудник. Тут же ойкнула и отпрянула, словно
