На лице Сифэн появилась улыбка. У нее зародилось предчувствие, что вскоре перед ней развернется новое зрелище.
27
Процессия, возглавляемая Императором с Императрицей и следующими за ними принцами, наложницами и придворными, направилась к выходу. Они вышли на террасу, с которой открывался вид на западные границы Великого Леса; широкая, медленно катящая свои воды река, протекающая у подножия холма, на котором стоял дворец, терялась среди лесных деревьев. Солнце уже давно опустилось за горизонт, но в воздухе еще было разлито тепло, а на темно-синем ночном небе все еще видны были розовые отсветы. Слуги сновали среди толпы, предлагая гостям сладкое рисовое вино в изящных фарфоровых чашечках.
Сифэн, запрокинув голову, любовалась полной луной, ярко сияющей на ясном небе. Возле нее встал кто-то, прошуршав тяжелой парчой и обдав ее ароматами хвои и сандалового дерева, и она знала, кто это, еще до того, как он заговорил.
– В прошлом году, – сказал Император Фэн Лу, – было так облачно, что мы не могли разглядеть звезд.
– Ваше величество, – низко поклонившись, пролепетала она.
И, хотя все лица вокруг них были подняты к небу, она кожей чувствовала их обостренное внимание, направленное на Императора… и на нее, следующую в его кильватере, как игрушечная лодочка в море. Он был ненамного выше Сифэн, но величественнее людей она не встречала. Казалось, он наполнял собой всю террасу одним лишь своим присутствием здесь – еще одна луна, но только на земле.
– Лучшего вечера, чем сегодня, просто и быть не может. Это очень хороший знак.
– Хороший знак, ваше величество?
– Знак нового начала.
Он улыбнулся ей мальчишеской улыбкой, в его глазах отражались звезды. Она подумала, что он выглядит старше своих лет из-за бородки, на самом же деле он молод телом и душой. Взглянув через его плечо, она увидела госпожу Сунь с маленьким сыном на руках – ей единственной хватило смелости демонстративно наблюдать за ними. Сифэн с удовлетворением заметила стоящего поблизости от нее Наследного принца, не сводящего с наложницы острого взгляда.
Она улыбнулась его величеству своей самой очаровательной улыбкой.
– Дамы рассказали мне легенду о лунном дереве.
– Вон оно. А движение, которое вы видите, это жадный человек, рубящий ствол, – он сделал вид, что показывает что-то на луне, и они оба рассмеялись. Они следили глазами, как дюжина евнухов спускалась к берегу реки, держа в руках крошечные лодочки из рисовой бумаги и бамбука.
– В каждой из этих лодочек – капля пчелиного воска, – объяснил Император Цзюнь. – Евнухи зажгут эти свечи и пустят их по лунной дорожке вдоль реки, чтобы отметить новую многообещающую фазу Луны.
– Какая красивая традиция, – она перевела взгляд со сверкающих, как светлячки, лодочек на него. – Благодарю вас, ваше величество, за то, что вы позволили мне поговорить с посланником Сиро во время ужина.
– Сиро хороший человек. – Император скрестил руки на груди, и серо-голубой шелк его платья заблестел в свете луны. – Я это понимаю, даже если не во всем разделяю его взгляды. Он сторонник мира при любых обстоятельствах, даже когда, напротив, требуется применить силу.
– Это плохо?
Он долго не отвечал.
– Оба – и царь, и дипломат – заботятся о своем народе. Разница в том, что царю приходится принимать тяжелые решения и иногда рисковать жизнями людей.
В его глазах появился стальной блеск.
– Мир часто достигается ценой войны.
– Вы говорите о войне на востоке?
Император Цзюнь поднял брови.
– Да. Что вы об этом знаете?
– Только то, что это нужно Даговаду и что Великий Лес оказывает поддержку царице, чтобы сохранить ее расположение.
Уголки его рта медленно поползли вверх.
– Откуда вам известно об этих вещах?
– Я слышу разговоры евнухов во время трапез.
Он громко рассмеялся, и многие, включая Императрицу Лихуа, посмотрели в их сторону. Сифэн была странно счастлива и горда оттого, что сумела сказать ему приятное, несмотря на то, что плохо знала этого человека. Но в этом, как она полагала, сказывалось влияние царя.
– Будет ли заключен новый мирный договор по поводу Ничьих Земель? – спросила она, и он открыл рот, чтобы ответить, но в это время раздался оглушительный звон, прокатившийся по всей террасе. За ним последовал женский крик, музыка и разговоры смолкли, как по команде.
Обернувшись, Сифэн увидела на каменном полу поднос и раскатившиеся фарфоровые чашечки и гостей, забрызганных вином, включая Императрицу в ее драгоценных шелках. Наследный принц стоял перед своей матерью со все еще поднятой рукой, и Сифэн поняла, что он выбил поднос с вином из рук слуги. С красным от ярости лицом он смотрел на госпожу Сунь, стоящую от него достаточно близко для того, чтобы он мог ее ударить. Его грудь тяжело вздымалась, рука была занесена для удара, и на мгновение Сифэн показалось, что сейчас он обрушится на госпожу Сунь.
– Что все это значит? – громко спросил Император, гневно надвигаясь на Наследного принца. – Что ты сделал?
– Что я сделал? – повторил принц со сверкающими от ненависти глазами. – Я защитил свою мать, ваше величество, это мой долг.
Резкость в его голосе не смягчало даже то, что он обращался к Императору; в толпе пронесся ропот.
– Судя по твоему тону, ты считаешь, что я не выполняю свой, – Император Цзюнь говорил спокойно и, хотя он встал возле своей супруги, его взгляд был устремлен на наложницу. – Что тебе сделала госпожа Сунь, так, что ты даже пожертвовал этим хорошим вином?
– Это не хорошее вино, поскольку оно было отравлено, – ответил Наследный принц, и у толпы вырвался вздох. – Я видел, что она стояла возле чашки моей матери. И я видел, как она подняла рукав.
– Ваше величество, – залепетала госпожа Сунь с побелевшим как полотно лицом. Впервые, с тех пор как Сифэн узнала ее, она, казалось, потеряла дар речи, и Сифэн почувствовала ее растерянность. Маленький мальчик с расширенными глазами жался к ней, ухватившись за ее одежду.
– Я никогда… Наследный принц…
– Мне известно из надежного источника, что вы собирали у себя яды из аптеки императорского врача. Я не виню Бохая, так как всю свою жизнь он добросовестно и с любовью служил моей матери, – сказал принц ледяным тоном. – Извините меня, ваше величество, за эту сцену, но я не могу безучастно наблюдать, как эта женщина изыскивает пути, чтобы занять трон моей матери.
Сифэн восторженно сжала руки, хотя со стороны ее жест мог бы восприниматься как выражение глубочайшего волнения. Она внимательно вглядывалась в лицо госпожи Сунь: ей хотелось надолго запомнить отражавшиеся на нем потрясение и униженность.
– Когда принесли вино для моей матери, – продолжал Наследный принц прерывающимся от бешенства голосом, – я заметил, что эта женщина специально подошла и встала рядом, а затем
