– Вы лжете, – зашипела госпожа Сунь и в отчаянии повернулась к Императору. – Он лжет. Я бы никогда не посмела ее отравить. Поверьте мне, любовь моя, пожалуйста…
Императрица Лихуа застыла, услышав нежные слова, обращенные к ее супругу.
Однако Император Цзюнь не посмотрел ни на одну из них, сосредоточив все внимание на своем старшем пасынке. Со своего места Сифэн видела только его профиль, но этого было достаточно, чтобы заметить, что только что беседовавший с ней веселый жизнерадостный человек исчез. На его месте стоял царь, на его лице отражался холодный, не знающий пощады гнев.
– Где твои доказательства? – спросил он, и, хотя он говорил тихо, его голос был отчетливо слышен каждому человеку в толпе. – Если я велю ее обыскать и не найду отравы, как я должен буду относиться к тебе, сын мой?
Наследный принц, к его чести, не дрогнул. Он вздернул подбородок и посмотрел отчиму прямо в глаза.
– Как к человеку, который, по крайней мере, пытался защитить то, что принадлежит вам.
Несколько придворных дам испуганно и одновременно зачарованно прикрыли рты ладонями, а евнухи стали быстрее обмахиваться своими веерами. Кан стоял среди них, жеманная улыбка сползла с его лица.
Император Цзюнь подошел ближе.
– Нет. Как к человеку, который осмелился осуждать меня. Когда ты выступаешь против госпожи Сунь, ты выступаешь и против меня. Ты обвиняешь ее в измене, в чудовищном преступлении против монарха, но она представляет меня. Видишь ли, это я ее выбрал.
При виде торжествующего выражения на лице госпожи Сунь у Сифэн упало сердце.
– У меня не было намерения вести себя непочтительно по отношению к вам, ваше величество, – с оттенком неуверенности произнес принц, он как будто начинал сомневаться в своей правоте.
– И тем не менее ты обвинил мою наложницу перед лицом всего двора, не имея ни малейших доказательств. Ты мог поговорить со мной наедине.
Император, наклонив голову, изучающе разглядывал молодого человека. Он угрожающе подвинулся к принцу на шаг, потом сделал еще один шаг вперед.
– Твое дерзкое поведение говорит мне о другом. Оно показывает, что ты не уважаешь меня должным образом, позволив себе оскорбить меня перед лицом моей семьи и двора.
Сифэн, застыв, наблюдала за ними. Принц разоблачил глубочайшие и сильнейшие устремления госпожи Сунь, произнес вслух правду, которая и так уже всем была известна, и, несмотря на это, Император встал на ее защиту. Он встал на сторону наложницы без малейшего желания вникнуть в доводы своего пасынка, даже не задумываясь о том, что жизнь его супруги и вправду могла подвергаться опасности.
План Сифэн провалился. Безнадежно.
– Дальнейшее мы обсудим без свидетелей, как мы и должны были сделать с самого начала.
Император, хлопнул в ладоши, давая знак музыкантам снова начать играть, но прошло несколько томительных минут, прежде чем придворные снова задвигались и зашептались между собой.
Госпожа Сунь, теперь улыбающаяся, подтолкнула к Императору своего сына:
– Любовь моя…
Однако его величество посмотрел на нее с каменным лицом.
– Обыщите ее, – тихо сказал он страже, не обращая внимания на исказившееся лицо госпожи Сунь, и быстрым шагом устремился назад во дворец.
Сифэн знала, что обыск не даст результатов, но все равно эти слова звучали музыкой для ее ушей, свидетельствуя о трещине в отношениях Императора Цзюня и его самой любимой наложницы.
Госпожа Сунь судорожно глотала воздух.
– Ваше величество, – кричала она ему в спину. Она посмотрела на Наследного принца и поймала его взгляд, устремленный на Сифэн. Она переводила глаза с него на Сифэн и обратно, и, когда стража сопровождала ее к дверям во дворец, на ее лице отразилась догадка.
К удивлению Сифэн, сразу после ухода Императора и госпожи Сунь на террасе вновь установилась праздничная атмосфера. Гости как ни в чем не бывало продолжали потягивать вино и переговариваться. Сифэн очень хотелось также исчезнуть и обдумать все произошедшее в одиночестве, но она не желала вызывать подозрение.
Вскоре возле нее очутился Кан.
– Да, определенно все это очень любопытно.
– Император знает, что принц сказал правду, – произнесла Сифэн, которая уже не чувствовала прежней горечи. – Госпожа Сунь ненавидит Императрицу и, если бы могла, уже завтра заняла бы ее место. Он всего лишь устроил спектакль для придворных, чтобы не уронить достоинство.
Тем не менее ничего хорошего не было в том, что его величество – мужчина, предназначенный ей судьбой, – встал на защиту Шута. Она наблюдала, как принц, сказав несколько слов своей матери, вернулся во дворец.
– Что за наслаждение было смотреть на хнычущую, съежившуюся госпожу Сунь! Хотел бы я знать, кому пришла в голову гениальная мысль сказать принцу об отраве, – прошептал он со злорадством в голосе, но Сифэн ничего не ответила. – Госпожа Ман опять пожирает тебя глазами.
Юная наложница стояла возле того места, с которого только что ушел принц, и пристально, не скрываясь, смотрела на Сифэн. Сифэн взглянула на нее со смешанным чувством жалости и презрения.
– Она всего лишь несчастная нелепая девочка, которой нужно на кого-то опереться.
– Кстати, о тех, на кого можно опереться, – продолжал Кан шепотом, – я доставил Вэю весточку от твоего имени.
Она уставилась на него, мгновенно забыв об Императоре и госпоже Сунь.
– Как ты мог пойти на такой риск? Ты что, хочешь, чтобы нас обоих убили?
– Поверь в меня хотя бы слегка, Сифэн. Неужели ты думаешь, что я способен поставить твою жизнь под угрозу?
У него был такой сердитый вид, что ей пришлось извиниться.
– Он будет ждать тебя завтра ночью в дворцовом саду, снаружи от входа, через который я провел тебя в твой первый день здесь.
Сифэн вытерла о платье вспотевшие ладони.
– Завтра ночью?
– Да, но ты можешь мне сказать, если это для тебя не удобно, – сухо сказал он.
– Прости меня, Кан. Я вовсе не хочу казаться неблагодарной. Мне просто не хотелось бы, чтобы из-за меня у тебя были неприятности.
Она повернулась лицом к реке, не видя ее. Она была в разлуке с Вэем целых два месяца, со времени той ужасной ссоры в доме у Акиры. Изменились ли с тех пор его чувства к ней… и хотелось ли ей этого?
– Ты напрасно беспокоишься обо мне. Если, после того, как у Императрицы в покоях все заснут, ты выйдешь оттуда никем не замеченная, ни одна душа, кроме нас с тобой, ничего не будет знать.
В глазах Кана заплясали чертики, и к нему вернулось его обычное шутливое настроение.
– В ближайшие три ночи я буду сторожить вход вместе с Чу, который питает слабость к рисовому вину. После первых же нескольких глотков он заснет.
– Почему же тогда господин Юй позволяет ему стоять в карауле? – ужаснулась Сифэн.
– Никчемная сушеная слива об этом знать ничего не знает. Наша главная задача в том, чтобы тебе пройти незамеченной
