В ночь перед Испытанием я не могла уснуть. От страха живот крутило, желудок сводили судороги. Некоторые люди говорят, что от волнения у них в животе порхают бабочки, но у меня все было совсем не так – казалось, внутри ползают черви и извиваются большие клыкастые змеи, выедая внутренности.
Я встала на рассвете, а значит, до начала Испытания придется прожить еще один мучительный день. Мне очень хотелось помыться, но Лиззи запретила. Грязное тело неприятно пахло, кусочки грязи налипли даже на волосы, и я то и дело чесала зудящую голову, но от этого становилось только хуже.
Дины обычно держались подальше от башни Малкин. Если они туда попадали, то уже не возвращались живыми. Ходили ужасные слухи о залитых кровью темницах под башней, где Малкины пытают своих врагов, после чего обрекают их на голодную смерть в сырых подземельях.
День прошел, сгустились сумерки, и вскоре мы уже шли через Вороний лес к жуткой каменной башне, которая была по меньшей мере в три раза выше верхушек деревьев. Из-за узких окон и бойниц она напоминала башню какого-то замка. Ее окружал широкий ров с подъемным мостом. Большая деревянная дверь, обитая ржавым металлом, к которому не могут прикасаться ведьмы, была заперта.
Лиззи пошла по подъемному мосту, и я без всякой охоты последовала за ней. Кто-то помахал ей из окна наверху – вероятно, одна из ведьм шабаша; через несколько мгновений мы услышали скрежет отодвигающихся засовов, петли протяжно заскрипели, и дверь медленно отворилась. Только мы вошли внутрь, как дверь тут же захлопнулась. Большая мрачная комната, в которой мы очутились, была полна дыма, и у меня заслезились глаза. Я узнала некоторые лица, я встречала этих ведьм на деревенских улицах, однако здесь были и те, кого я видела впервые, – интересно, покидают ли они когда-нибудь башню?
У меня снова пересохло во рту, а бешено колотящееся сердце готово было вырваться из груди. В этой башне происходили страшные вещи. Я боялась разделить печальную участь многих несчастных, погибших в ее стенах мучительной смертью.
В углах комнаты горели костры, над ними висели котлы, а рядом лежали кучи костей. Некоторые когда-то принадлежали животным, но в других легко было узнать человеческие. Воздух провонял немытыми телами и кулинарным жиром; в углублении стены на полу лежали мешки и скомканные грязные простыни – очевидно, постели ведьм. В центре комнаты горел еще один костер, над которым висел громадный кипящий котел.
Весь клан с любопытством смотрел на меня. Ведьмы были в длинных темных платьях, которые давным-давно не стирали, на лицах виднелись потеки грязи и сала. Все они насквозь провоняли потом и животным жиром. Лиззи оказалась права – черная магия и грязь неразделимы. Однако одна высокая женщина выделялась среди остальных: у нее были светлые глаза, и она выглядела чистой. Ее тело опоясывали кожаные ремни, на которых висели ножи в ножнах. Одно оружие было спрятано от глаз, но о нем все знали… Она носила его в специальном футляре под левой рукой: это была пара острых ножниц, которыми она отрезала большие пальцы врагов.
Я никогда ее прежде не видела, но знала, что она не член шабаша тринадцати. Стало быть, это Грималкин, ведьма-убийца клана. Наши глаза встретились, и она улыбнулась: накрашенные черным цветом губы обнажили два ряда острых зубов.
Лиззи схватила меня за руку и потащила к дальней стене, где стояла крупная женщина с длинными белыми волосами и смотрела на нас. Я прекрасно ее знала – это была Мэгги Малкин, глава клана.
Она нахмурилась и взяла меня за левую руку чуть выше локтя и так больно ее сжала, что я вздрогнула.
– Очень тощая, правда? – сказала Мэгги. – На этих хрупких косточках слишком мало мяса. Ты рассказала ей, что будет, если она провалит Испытание?
Лиззи одарила меня злобной улыбкой.
– Я оставила это удовольствие для тебя, Мэгги. Не хотелось портить тебе праздник!
Никогда прежде я не видела, чтобы Лиззи вела себя так заискивающе. Значит, эти ведьмы и правда очень могущественны: она боялась их, хотя за спиной могла сказать что угодно.
Оценив учтивый жест Лиззи, Мэгги кивнула и потащила меня к огромному котлу в середине комнаты. Рядом с ним я увидела деревянный стол, на котором лежало несколько небольших коробок, а также стояли три деревянные чашки, покрытые тканью. Возле стола возвышалось нечто вроде большого ящика, накрытого черным шелком. Может быть, это комод? Мне стало интересно, что там внутри.
Я попыталась принюхаться, чтобы понять, что находится под тканью, но ничего не вышло. Скорее всего, ведьмы наложили сильное заклинание, чтобы скрыть содержимое коробки от таких любопытных, как я.
В комнате уже ждали две другие девочки, испуганные не меньше меня. Мэгги выпустила мою руку и толкнула к ним. Я узнала их, хотя за столько лет мы и словом не перемолвились. Я жила с мамой и папой в деревне Динов в Роугли, а они были из клана Малкинов и родились в Голдшоу Буз. Высокую девочку звали Марша, а ту, что поменьше, – Глория.
Ведьмы из шабаша образовали вокруг нас круг. Я чувствовала, что Лиззи стоит у меня за спиной, впившись глазами мне в затылок.
– Чьи это девчонки? Кто будет их обучать? – спросила Мэгги громким голосом.
В ответ Лиззи положила руку мне на левое плечо. Я продолжала смотреть вперед, но знала, что две другие ведьмы сделали с Маршей и Глорией то же самое.
– Я вижу перед собой трех девушек! – воскликнула Мэгги. – Вы сильно напуганы, но не должны этого стыдиться. Все гораздо хуже, чем вы ожидали. Об этом непросто говорить, но одна из вас этой ночью умрет!
После этого ведьмы так яростно и громко закричали, что груды костей на полу, задрожав, стали расползаться по каменным плитам.
По спине пробежал холодок – все и правда хуже, чем я ожидала. Я-то думала, что проверят, как мы владеем магией, а не будут выбирать, кому из нас умереть. Как они собираются это сделать?
Мэгги продолжила рассказывать то, что я и так знала от Лиззи:
– Вас испытают дважды – во-первых, мы узнаем, какой тип магии больше подходит каждой из вас. Второй этап покажет ваш магический потенциал. Так было всегда… И пока не начался ритуал, вы можете задать мне любые вопросы. – С этими словами она по очереди посмотрела на каждую из нас.
Я решила, что спрашивать о чем-то нет смысла, ведь ничего уже нельзя изменить и
