В универмаге приобрел нож «Охотничий», у которого из охотничьего было только два эжектора двенадцатого и шестнадцатого калибра, зато крепкое лезвие, открывашка и вилка. Брусок. Пусть сам нож заточит, делать ему там нечего. «Спиртовка бытовая» с коробкой сухого спирта. «Кружка туриста» с крышкой в комплекте, объемом в пол-литра. Чай заваривать. Надо бы и себе купить, удобная вещь. Еще обычная жестяная кружка для питья. Ситечко для чая. Баловство, но сидельцы любят через него наливать, а стоит копейки. Мыло «Хозяйственное» и «Детское» в мыльнице. Два вафельных полотенца и десяток носовых платков. Блокнот и набор в четыре цвета простых шариковых ручек. Думаю, на первый раз хватит.
Дяде Вите стало лучше, завтра можно будет свидеться. На сумку с передачей нянечка посмотрела с сомнением, но я дал клятву, что ничего алкогольного там нет. Она поверила и отнесла болящему. Еще посоветовала принести теплые носки и кофту, а то, когда проветривают палату, очень дует.
Вечером опять поехал кататься по поселку, встретил Ириску.
Предлагаю ей:
– Садись, прокачу.
– Нет. – Девочка смутилась. – Я в платье.
– И что? Садись в коляску.
Ирка потребовала:
– Не смотри. – И уселась за мной, тщательно оправив юбку.
Уже на тридцати километрах в час пассажирка стала чуть взвизгивать на легких неровностях дороги, крепко обнимать и прижиматься.
На второй будке я остановил мотоцикл, и мы начали целоваться.
– Ты Соньке пытался сиськи щупать, – обвиняюще сказала подруга. – Она сама рассказывала.
Я не стал оправдываться, только положил ладонь на ее грудь и, не переставая целовать губы, расстегнул несколько пуговичек, открывая путь для руки.
– Немедленно прекрати! – велела она почти сразу. – Я не такая, как Сонька!
Еще чуть погодя вырвалась.
– Поедем обратно, а то мама убьет меня.
У ее дома мы расстались, даже не поцеловавшись.
Ночью в камералке случилось ЧП. Взломали склад и вынесли ящик аммонала. Ящик взрывчатки весит сорок килограммов. Два умных пацана вытащили его со склада и волоком… именно волоком… еле-еле доперли до сарая одного из них. Рыбу решили глушить. Где и как пока – не придумали, оба приехали только этим летом. Снежной вьюги, проливного ливня, бурана или чего другого, уничтожающего следы волочения, не случилось. Поэтому к юным гениям взлома пришли уже рано утром и высказали им то, что хотели высказать.
Милицию вмешивать не стали по малолетству преступников, но отцы своим сыновьям всыпали по первое, второе и все последующие числа. А вот к геологам пришла проверка.
Хорошо отчим в поле, крайним сделали его заместителя. В самый разгар работы весь день никого не пускали в здание. Не на склад, именно в основное здание. Смотрели ведение учета драгметаллов и перевешивали присланные поисковыми партиями золотые образцы. Целых восемнадцать граммов с десятыми. Ну, сколько осталось из еще не отосланных в Питер образцов. Вечером уехали, предупредив о неполном служебном соответствии заместителя отчима. Накопать ничего не накопали.
Вообще-то, на столе у мамы стоял неучтенный самородок. Весом около двух, может трех, граммов, но он засел в породе и пробы на нем не стояло. Потому его и не обнаружили. Камнем бумаги от сквозняка проверяющие прижимали. Ну не геологи они. Вот если бы им кто-то подсказал… может, и на статью бы намотали. Но не нашлось добрых людей. А без пробы пойми, что тут такое. Еще тебе слов насыпят навроде матерных – колчедан, пирит, хренит. Таких камней здесь тонна, чего зазря глазеть.
В общем, на сей раз статья маму миновала. От греха подальше она домой принесла тот камень. Красивый. Из грозди белых кристаллов золотая крупинка выглядывает. Поставил его на полку к друзе аметистов. Если что, не проверяли, красивый камешек и только. Так придраться сложно, если не расчистил, не докажешь.
За обедом в столовке получил набор обычных сплетен и слухов. Далее купил теплые вещи больному. Носки шерстяные, такие, знаете, мохнатые, с начесом, а чтобы они не кололись, – три пары нитяных гольфов. Заодно по паре трусов и маек, а то вдруг переодеться ему не во что. В кофтах ничего не понимаю, взял тонкий шерстяной свитер, главное грудь закрыта.
В продажу выбросили малиновый сироп, не варенье, но тоже полезно. Пару бутылок прикупил, еще компот персиковый и сок томатный.
В больнице закутали в халат и отправили в палату.
Место дяди Вити у окна. Кто бы сомневался! На кровати напротив тоже бывший сиделец, на остальных обычные люди. Болящий, не отказываясь, взял передачу, поблагодарил и стал распаковывать, второй подставил табуретку и завистливо похвалил:
– Ты, пацан, всю хату греешь. Бацилла, глюкоза, чайковский… Ничего не переводится.
– Сейчас чифирнем, – не то предложил, не то сообщил дядя Витя.
На тумбочке стоит спиртовка, прикрытая чистым вафельным полотенцем. Ее разжигают виртуозно расщепленной на две половинки спичкой. Спички есть, но сказывается привычка экономить. В кружку наливают воды из графина, и, пока она закипает, ведем неспешный разговор о делах поселковых. Подопечный сразу надел носки и свитер, хотя окно закрыто. Тут понимаю, человек просто гордится передачей и показывает принесенное. Вода закипела, был засыпан перетертый по-хитрому чай, опять ждем, пока он «упадет». Затем следуют какие-то сложные манипуляции, снова высматриваем, чтобы напиток «подорвался». Наконец чифирь признан готовым. Через ситечко он переливается в кружку, на появившемся блюдечке лежат куски сахара, карамель и леденцы.
Дядя Витя кидает конфету в рот и неспешно делает два глотка.
Потом моя очередь. Тоже сую в рот карамельку. Глоток, второй, передаю дальше. Терпкий, горчайший вкус. Меня непроизвольно корежит.
Еще один обитатель палаты тоже передергивается, приняв дозу, очередной сразу идет в отказ.
На втором круге отказываюсь и я, ссылаясь на сердце. Ритуал исполнил, разок поучаствовал, уважение выказал, а дальше не обязательно. Зато теперь могу сказать: настоящий чифирь пробовал.
Перед третьим кругом знатоки нацедили новую порцию, распахнули настежь окно и взяли в зубы по папиросине «Беломор». Двигаются солидно, неспешно, достойно. Нянечки не против
