– Пацан! До поселка далеко?
– Говорят, отсюда восемь километров. Садитесь, передохните. Чаю хотите?
– Не! Некогда! Мы за помощью. Лодку унесло.
– Вы ее не привязали?
– Привязали. Сорвалась.
Ну, может, так привязали, но скорее забыли. Если лодку правильно вытянешь на берег, куда она денется? А коли в море унесет, за ней никто не пойдет, самоубийц мало. Но рано или поздно ее на берег выкинет. Знать бы где, у нас или в Японии. Побежали охотнички дальше. Запалятся, пока дойдут. Торопиться не спеша надо. Патронташи у обоих пустые, а куличков полдюжины на двоих. Точно приезжие. Ладно, спать пора.
На завтрак гречка с тушенкой прямо из банки, да чай с ягодой и сухарем. Прошелся чуток самотопом в сторону вчерашних охотничков. Десятка три куличков взял, однако.
А на бережку лодка стоит. Правильно на берег вытянутая. На вбитый штырь привязана. Прилив-отлив простояла, как влитая. Выпимши, видать, были, судя по бутылкам в лодке, вот и пропустили. Мог бы перегнать, но не знаю кому. Да и чужого брать не принято.
Вернулся, доел вчерашние остатки каши. Неиспользованную банку тушенки на полку положил и обратно в поселок потопал.
Километра два прошел. Шум. Моторка. Помахал. Приблизились. Двое. Один вчерашний, другой злой на него. Вот по нему сразу видать – настоящий охотник.
– Лодку ищете? Она на берегу стоит, у распадка. Вы, наверное, вчера ближе ко мне вышли. Нормально зачалена. Я на всякий случай еще лагу забил.
– Спасибо, пацан. Эти… охотнички… ее у меня одолжили. Век их не видеть.
Ну, еще добавлено несколько оборотов для связности речи и цельности понимания характера персонажей.
В поселке мама ягодников подхватила, сразу ощипывать стала. Отчим заехал. Гости пришли, отчим на побывке, как не собраться. Опять же кулички. Женская часть компании мигом ощипала тушки. Мукой пух сняли, натерли солью с перцем, растопили сало и пожарили на сильном огне.
Однако казну надо за раз вывозить. Следы раскопа легко не скроешь. И людей много ходит. А как везти? На мотоцикле? За отлив доеду. Или моторку одолжить?
Да, еще слух по поселку прошел, что я японского диверсанта застрелил, когда был на охоте.
4.08.72
Целыми днями работаю как проклятый. Самуил Яковлевич натаскивает меня на моих же снимках. Я делаю все сам: от разведения химии и проявления до печати и глянцевания. Причем под жестким приглядом руководителя. Фото людям нравились, пара пейзажей даже попали в районную газету. Денег заплатили смех один, зато выдали удостоверение внештатного корреспондента. Выпросил и второе на имя – Милютова Кайнына Выквановича, типа мой псевдоним. Под ним и печатали работы.
Даже заметку тиснули. Написали про то, как коряк делает снимки родного края. Для газеты козырная тема, националы самые желанные авторы. Кто надо, знает, а остальным показывают работу с национальными кадрами. Я по десятку номеров со своими фотками подкупил, благо цена газеты всего 2 копейки.
В Туапсе соседям экземплярчик послал. Вроде похвастаться, но в основном для поддержания легенды. В больницу почти каждый день таскал передачи. Там меня традиционно угощали чифирем. Традиционно же пил первый круг, а затем сидел еще с полчаса, пока народ степенно обсуждал новости.
Когда дядю Витю выписали, велели неделю сидеть дома, не выходя на улицу. Он не послушался, сразу пришел на работу. Понятно – что ему одному в четырех стенах на сухомятке сидеть? На работе и покормят, и от скуки страдать не дадут. Опять же лишнюю копейку можно заработать.
Старик везде и всюду ходит в подаренном мною свитере. Про передачи слова не сказал, но зашел в студию и выложил на стол нож. Это не моя показушная старая финка, это отличная вещь. Клинок, похоже, сделан из плоского напильника. Рукоять наборная из оргстекла. Прозрачная с белыми, красными и зелеными вставками. Судя по всему, орнамент что-то значит, но не знаю что. Гарды нет, однако рукоять удобно лежит в ладони при хвате. Лезвие не слишком длинное, без дола, однако центровка, закалка, острота на высоте. Вспомнил слова Высоцкого о воровских ножах:
Они воткнутся в легкие, От никотина черные, А рукоятки легкие, трехцветные, наборные.– Это да, такое бывает, – согласился владелец. – Как тебе ножик?
– Фирма, – выдал я суждение. – Большого мастера работа.
Человек напыжился, видать, сам и делал.
– Гривенник дай. Дарю на память. Не за дачки, а за то, что ты правильный пацан.
Появляются ножны, искусно вырезанные из истертой морем деревяшки, на них надпись: «Лехе Писарю от Вити Калины». От такого не отказываются.
– Все едино на работе ерундой занимаешься, может, я тебя чему полезному научу. Ко мне пойдем, покажу что.
И показал! У него одних замков с полсотни разных, от древних дореволюционных до наших самых современных. Древние, кстати, порядка на два сложнее новых будут, от сейфов они. В дополнение к коллекции увидел два набора инструментов. Один для шнифера – взломщика стенок у сейфов, другой медвежатника – отпирателя замков. Чувствую, выучусь на очень веселую и интересную профессию, какую ни в одном вузе не преподают. Отказываться не стал, дело полезное. Мало ли, как жизнь сложится.
Кстати, мне припомнили, что в кооперативе числюсь учеником слесаря. Так что ничто не мешает подучиться и через квартал попробовать на третий разряд сдать. Дядя Витя пообещал сначала научить затачивать инструмент, затем показать, как закаливают режущие кромки. В конце концов, буду сам себе справу готовить. Балерина[29], гитара[30], гусиная лапа[31] получатся не сразу, сложный инструмент. А вот фомича[32], мальцы[33] и лапки[34] сделаю для себя через месяц-другой.
Зашел Самуил Яковлевич посмотрел на замки, вздохнул. Тут оказалось, то, что он не сидел, не его заслуга, а исключительно недоработка правоохранительных органов. Он мне говорит:
– Леша, я понимаю, ты романтик. Но ты же еще умный человек, зачем тебе становится скокарем?[35] Есть много других хороших специальностей. Один гастроль в год, и остальное время греешь пузо на пляже в Сочи.
– То-то ты здесь загораешь безвыездно, – ревниво возразил дядя Витя.
– И что? Случилась маленькая
