«Мирах принимает существ с базовым гражданством. Ваш выбор одобрен. Выберите точку на вашей планете, откуда вас может забрать спасательный бот. Обратите особое внимание, что система Сол 3 не входит в Содружество и лежит вне транспортных и пассажирских путей, поэтому, во избежание нежелательных инцидентов, вам необходимо выбрать нейтральную точку, отвечающую условиям безопасной и не привлекающей внимания посадки бота».
Пожалуй, с бюрократией у них там почти как у нас – длина предложения и его насыщенность придаточными говорила о явной привычке к витиеватости языка у инопланетных чиновников.
С условиями «безопасной и не привлекающей внимания» посадки было сложнее. По всему выходило, что мне нужно не только выбрать тихое, безлюдное место, но и добраться туда самостоятельно. И самым простым вариантом, пожалуй, был Медвежий Бор – деревня, где когда-то жили мои дедушка с бабушкой, а теперь пустовавшая наряду с десятками соседних. Добраться туда можно было только на электричке, а потом еще часа два топать пешком, поэтому следовало поторопиться.
Сверился с данными топографического спутника и ввел нужные координаты в окно формы оформления гражданства.
«Спасательный бот прибудет за вами в указанное место через 10 стандартных часов, или 12 часов вашей планеты».
Двенадцать часов. Хватит на то, чтобы дождаться электрички, уехать на ней и добраться пешком до Медвежьего Бора. Еще и останется куча времени.
Нищему собраться – только подпоясаться. Спустя несколько минут я уже махал рукой Палычу на прощание и выбегал из университетского корпуса. Шлем лежал в рюкзаке, а вот с креслом пришлось распрощаться – не тащить же его с собой через весь город, а затем с боем прорываться с ним через кордоны полиции и охраны вокзала! В электричку меня с креслом, разумеется, никто бы не пустил. Оставил в наследство Ефимову, ему оно теперь пригодится.
До вокзала доехал на скоростном трамвае – на такси банально не было денег. Еле наскреб на билет до Брусничной и побежал на перрон. Валидатор на входе в вагон сработал не сразу, видимо, от волнения я слишком сильно смял свой билет, пока несся по платформе. Непонятно только, зачем – у меня было еще целых 11 с половиной часов.
Электричка ползла со всеми остановками, а потом еще пропускала «Стрижей». Песни и пляски, хороводы, попрошайки и продавцы всякой всячины – все это не поменялось со времен моего детства и юности моих родителей. Разве что сами электрички стали приличней, и валидаторы теперь были на входе в вагон. До прибытия спасательного бота оставалось девять часов.
Выскочив на Брусничной, я удивился, что электрички тут еще останавливаются. Обшарпанная платформа, непривычно покосившиеся и размокшие от дождей расписания и заросшая лестница, ведущая к проселочной дороге. И тут, обернувшись, я увидел, что вышел не один.
На платформе вместе со мной стояли и изучали расписание женщина и мужчина в возрасте под 70, одетые в резиновые сапоги и старые холщовые дождевики. В руках оба держали огромные плетеные корзинки – ни дать ни взять грибники. Или ягодники. Станция же не просто так называется Брусничная!
Прислушавшись, понял, что говорят обо мне.
– А одет-то как! Как на прогулку вышел – кто ж так собирает?
– Да ладно тебе, дед, может, парнишка фотограф какой или турист…
Надо быстрее двигаться и отрываться от них – лишние глаза мне ни к чему.
– Молодой человек! – Поздно…
Я кивнул:
– День добрый.
– А… Здравствуйте! – улыбнулась женщина. – Вы ведь тоже за ягодами?
– Нет, я в деревню приехал. К бабушке.
Лицо женщины вытянулось, а мужчина подозрительно прищурился.
– В смысле, в деревню, где бабушка жила с дедом. На дом посмотреть хочу.
Пожилая пара расслабилась.
– Так ведь что на него смотреть – все равно не купит никто. У нас у самих тут домик, в Пчеловодах. Уж и скинули до самого минимума, все равно никто не интересуется. Все ведь разорено тут, порушено, – сетовала женщина. Ее супруг молча поддакивал, кивая головой.
Восемь часов до прибытия бота…
– Мы и сами-то тут не живем лет 15, раньше хоть колхоз был, правда, весь разваливался уже тогда. А потом все уезжать стали, деревня сейчас никому не нужна.
Старушка продолжала рассказывать о старых временах и о том, как правительство окончательно добило деревни, а дед тем временем отошел за кусты. Добрые милые старики, как же вы мне уже надоели…
– Да отстань ты уж от парня, вон он весь аж трясется, бежать хочет, видимо, – это вернулся из-за кустов старик.
Женщина всплеснула руками:
– Ой, и правда, заболтала я вас! Где хоть дом-то бабушки с дедушкой?
– В Никитском, – соврал я. Когда меня начнут искать, эта пара наверняка будет давать показания. Хотя какая мне разница, в конце концов? Что в Никитском меня будут искать, что в Медвежьем Бору, что в Пчеловодах. Я уже буду далеко от Земли, и грустить по мне все равно некому. Разве что Сашке и Аньке Ефремовой – похоже, она так ко мне неровно и дышит. Вот и пусть дышит дальше, подумал я зло. Без меня.
– Извините меня, пойду, – сделал я виноватый вид. – Хочу на ближайшую электричку еще успеть.
Дед замахал руками, даже не посмотрев в мою сторону, а старушка пожелала счастливой дороги. Если бы вы, бабушка, знали, куда эта дорога ведет и, самое главное, где будет пролегать…
По пути я прошел несколько деревень, названия которых не помнил, а указательные таблички истерлись от времени так, что было не прочитать. Да и смысла, в общем-то, в этом не было.
Когда я добрался до Медвежьего Бора, оставалось еще около шести часов. Можно было зайти в дом дедушки с бабушкой и переждать время там. Без труда найдя покосившуюся халупу, бывшую когда-то ярким и уютным домиком, где я проводил летние каникулы, открыл трухлявую дверь и зашел внутрь.
Из дома почти ничего не вынесли. Видимо, ценности многолетней давности не привлекали воров и бомжей. Старый ковер так и висел на стене, только один угол отошел. Стол, стулья, лавка у печки – все это смутно напомнило детство, когда мы с моими двоюродными братьями из Усть-Камчатска бегали на рыбалку, а потом возвращались с полными ведрами мелочи и кормили бабушкиных котов. С братьями я потерял связь еще лет десять назад. Да и им я, скорее всего, был неинтересен. Они мечтали, когда вырастут, держать икорный бизнес в районе, поэтому векторы наших ценностей начали расходиться уже тогда. Но в детстве нам было хорошо вместе.
Незаметно за воспоминаниями прошли шесть часов. Я вышел на улицу и стал ждать. Было непривычно тихо – самая настоящая мертвая тишина. И почему-то похолодало. В воздухе начало пахнуть озоном, а температура понизилась настолько, что я начал стучать зубами. Волосы на голове и на всем теле зашевелились.
На другом конце деревни с неба спустилась
