Честно скажу – был миг, когда я мысленно попрощался с нашими «дельфинами». Миг – а потом злость. Это что же, какие-то сволочи одолеют «дельфинов»?! Сашку, Ромку, Тимура?..
Я выстрелил в того дядьку, и снова уши чуть не треснули. Попал в руку, он развернулся ко мне вместе с арбалетом. Но он имел дело не со мной одним – со всеми моими «скатами». Командир, Авилов, выстрелил – и попал ему в грудь. А я отнял у еле живого тела арбалет, перерезав его тросик стропорезом. И сразу же выстрелил в аквалангиста, захватившего сзади авиловскую ногу. Если знать, куда бить ножом – можно повредить артерию, да так, что наверх всплывет уже обескровленный покойник.
Повторяю – на все на это ушло секунд десять, ну, двенадцать. Поэтому я не видел самой развязки. Не видел, как Сашка рванул за бомбой, как Репнин и Петренко волокли корзину-ловушку, как кто-то из «дельфинов» поймал дрейфующую торпеду и помчался к «скатам» на выручку…
Уже потом, на «Нахимове», Репнин в лицах и красках расписал финал. Прозоров догнал-таки бомбу, поднырнул под нее и, приняв на спину, вместе с ней медленно пошел вниз. Но дал возможность Ваське с Лехой обогнать и подвести ловушку снизу. Они поймали мерзавку аккурат на отметке девяносто два метра! Еще несколько метров, уткнулись бы в нижний термораздел и – поминай как звали!..
– Почему? – не удержался я.
– Потому что в тропиках нижний горизонт теплых вод для пловца – почти стенка, слишком велика разница в плотности, как мячики от нее бы отскочили, а бомба своей массой легко термораздел прошла бы.
Репнин и Петренко поймали в ловушку бомбу вместе с Сашкой – тут уж не до реверансов. Прозоров ввалился туда боком, попытался выкарабкаться, но корзину уже тащили с максимальной скоростью, на какую только способны пришедшие в ярость боевые пловцы. Они чуть не проскочили мимо торпеды, но опомнились и принайтовали к ней корзину. И торпеда, в которую вцепились «скат» Репнин и «дельфин» Ковальчук, ушла вверх. Еще нужно было выйти на поверхность подальше от «Нахимова» – мало ли что?
Но Сашка все же выскользнул из корзины и помчался туда, где мы дрались с эльгуровцами. Пошел, пошел – и пропал!
Появился он снова, когда корзину догнали и попытались-таки отбить уцелевшие эльгуровцы. Лично видел, как Прозоров утопил одного с помощью разрядника. Нам же предстояло отбуксировать добычу туда, где ее, проклятую, можно было поднять на один из ожидавших катеров. На «Нахимов» уже прибыли опытнейшие саперы, каких только удалось найти на Тихоокеанском флоте.
Было еще одно пикантное обстоятельство. Мы не знали, как эти фанатики собирались привести бомбу в действие. Теоретически – посредством обычного часового механизма, который должен был сработать, когда «Найтфолл» убрался бы подальше. Хотя шансов уцелеть у этих сумасшедших все равно не было… Но практически в детонаторе мог стоять и датчик давления, например.
Так что «дельфины» со «скатами» дружно сопровождали корзину, ругаясь самым непотребным образом на весь эфир – благо режим тишины соблюдать уже стало необязательно.
Моя группа прикрывала отступление, отгоняя последних эльгуровцев (кажется, фанатики погибли все до одного), и вдруг рядом со мной появился Сашка. Я услышал в наушниках его радостный голос:
– Порядок! Они там!
Ну да, Прозоров, как будто у него других дел не было, сорвал с себя пакетик с двумя флажками, «Ромео» и «Индия» – желтый крест на красном поле и черный круг на желтом поле. Даже в наше время любой моряк сразу правильно поймет: «РИ» – «Российская Империя».
– А я раньше успел! – не замедлил сообщить Репнин. – Андреевский-то вниз ушел аккурат, когда мы тебя с бомбой ловили!..
Ответом ему было тихое рычание и дружный хохот.
А когда мы выбрались на палубы «Нахимова», с обеими командами случилась настоящая истерика. В небе висели два штатовских геликоптера. До наших заклятых друзей наконец дошло, что дело нешуточное, и они собрались десантировать своих «касаток».
Я впервые видел на Сашкиных глазах слезы – так он хохотал. А в это время саперы, сидя в шлюпках, спешно сканировали бомбу.
И что бы вы думали? Когда нас после медосмотра повели кормить, кто-то из «дельфинов» успел нам подсыпать соли в сахарницы.
– Ай да шкодники! – со смехом сказал я. – Ну и историю вы рассказали, Никита Иванович! Чистый боевик! Фильм бы по такому сюжету снять… А флаги-то теперь где?
– Думаю, они до сих пор еще там, – серьезно ответил Сомов. – Андреевский и «Российская Империя». Тут нам повезло – они ушли не на самое дно, где ил в километр глубиной, а рядышком встали на мосту. Их теперь туристам показывают. То есть уже не их – те, что мы туда десантировали, уже выцвели. Флаги там регулярно раз в два-три года меняют. Колышут их течения, и всякий, у кого хватит денег на туристический батискаф, их там увидит. И поймет – это наша земля. Пусть и под водой, но – наша.
– Ну а конец истории?
– Он-то как раз всем известен, Миша. Наше Министерство обороны опубликовало специальный отчет, не упоминая, впрочем, догадок насчет спонсоров и заказчиков этого безобразия. Нам его показали, вот только прессу забыли пригласить. А потом было четырнадцать заседаний Генеральной Ассамблеи ООН. Организация с гнильцой, но другой, способной принимать решения о границах, у нас, к сожалению, до сих пор нет… Ты сам знаешь, где теперь российская граница.
Мы одновременно посмотрели на восток, где над невысокой скальной грядой, прикрывающей город, уже появились проблески зари, и темно-синий бархат неба прорезали первые тонкие золотистые копья.
– Что ж, Никита Иванович, мне пора. – Я поднялся. – Огромное спасибо за встречу! И за угощение – отдельно вашей хозяйке… Думаю, статья у меня уже есть.
– И тебе спасибо, Миша. Что помог вспомнить и не забыть, – по-отечески добро улыбнулся Сомов и крепко обнял меня на прощание.
Я поставил точку, сохранил файл и закрыл унибук. Финиш! У меня получилось! Статья вышла такая, что просто и мечтать не приходилось. Уникальный материал, который никто за десять лет
