– Я с удовольствием присоединюсь, юная леди, – сказал ей сэр Шурф. – Давно об этом мечтаю. Вдвоем-то мы точно справимся. Так что старательно учись магии, но и боевыми искусствами не пренебрегай. А как выучишься, зови.
– Хорошо вам обоим, – вздохнул я. – У вас есть заветная мечта, придающая жизни особый смысл. А я… а у меня… ладно, зато я счастлив в любви.
– Ты не рассуждай, а отправляйся на Темную Сторону, расколдовывай юную леди, как обещал, – скомандовал сэр Шурф. – Пока любовь, в которой ты якобы счастлив, сюда не пришла и не устроила полный конец обеда. Хорош ты будешь, если сгинешь, не сделав, что обещал.
И, перейдя на Безмолвную речь, добавил: «На самом деле ты повел себя просто ужасно. Насчет трудного выбора в качестве платы за приобщение к магии сейчас спорить не стану, хотя в этом вопросе считаю правильным положиться на судьбу: столь выдающаяся удача и есть входной билет. Но не освободить юную леди от привязанности к тебе перед началом настолько опасного дела, подвергнув риску остаться в мучительном одиночестве – ни в какие ворота, сэр Макс».
«Ни в какие, – согласился я. – Но если уж судьба свела девчонку именно со мой, а не с кем-нибудь более рассудительным и ответственным, ничего не попишешь. Я все делаю через задницу, и это – часть ее так называемой удачи. Согласен, наименее приятная часть».
А вслух сказал:
– Да ладно тебе. С чего это я вдруг сгину? Мой пернатый змееночек никого не обидит. Он бы и рад, конечно, да не успеет. Я верю в тебя.
* * *Потом, оказавшись на Темной Стороне, счастливый и безмятежный, но все-таки достаточно собранный, чтобы более-менее точно воспроизвести тщательно сформулированную при активном участии сэра Шурфа просьбу освободить принцессу от связи со мной, сохранив ей магические способности, я конечно испытывал искушение дополнительно попросить: «Пусть у нас все получится, пусть Пожиратель придет, и Шурф его сразу угрохает», но не поддался. И не потому, что я такой уж великий герой. Просто заранее знал, почти явственно слышал ответ: «Справляйтесь сами. Это – ваш входной билет, один из великого множества. Не думал же ты, что билет только один?»
Я бы сам на ее месте примерно так и ответил, чего уж там.
* * *К счастью, уговорить принцессу немедленно отправиться к халифу оказалось легко: ей и самой не терпелось проверить, допустят ли ее теперь в круг ближней свиты. Несмотря на унаследованную от меня неприязнь к Безмолвной речи, она каждые пять минут присылала мне зов, чтобы в очередной раз сообщить: «Мне без тебя хорошо, Сэромакс!» – «И сейчас хорошо!» – «И все остальное тоже отлично!» – «Великий халиф Кутай Ан-Арума очень рад, что я могу вернуться на службу! Только попросил снять дикарский амулет с твоими волосами, от него исходит слишком много беспокойства. Я сняла, и все стало прекрасно. Великому Халифу рядом со мной снова легко и приятно! Он примет меня назад!»
Меж тем, наконец-то сгустились сумерки. Небо потемнело и приобрело лиловый оттенок, а далеко внизу, на улице понемногу разгорались голубые газовые фонари.
– Что ты собираешься делать с юной шиншийской леди? – спросил меня сэр Шурф.
– Ты имеешь в виду, что я собираюсь делать без нее? Прежде всего, просижу часа два в бассейне. Безвылазно! Демонстративно не замечая стремительного бега времени и не беспокоясь, что где-то в Мире, в смысле в соседней комнате, сейчас страдает живое трепетное существо с косичками. А потом перелезу в другой бассейн, продолжая не беспокоиться. Ты меня знаешь, я – неукротимый гедонист.
– Я серьезно спрашиваю. Как ни крути, а она твоя ученица.
– Совершенно верно. И это означает, что ей придется самой решать, что я с ней буду делать. Опять самой! У меня в этом смысле не забалуешь, я за свободу воли. Но теоретически у девчонки прекрасные перспективы, хотя бы потому, что ходить Темным путем я ее уже научил. Пусть возвращается к своему халифу, едет с ним домой к папе и плачет по ночам от счастья, что все так удачно сложилось. Какое-то время спустя, она затоскует по близости Сердца Мира, станет плакать уже не только от счастья и бегать ко мне Темным путем, разучивать новые фокусы. Кофа рассказывал, у девчонок из ближней свиты до хрена дней свободы от забот. И отпуска очень долгие. Вот и отлично. Вместо того, чтобы беспробудно пьянствовать с подружками, будет учиться колдовать – если, конечно, сама захочет. Я уговаривать не стану. Мое дело – предоставить возможность, ее дело – решать. Ты же, в отличие от девчонки, понимаешь, что недостаточно сделать выбор всего один раз, даже такой мучительный. Он практически ежедневно заново делается. И не на словах.
– Ты прав, конечно, – задумчиво кивнул мой друг. И с несвойственной ему мечтательностью добавил: – А занятная может получиться судьба у этой юной леди. Стать ведьмой, сформированной двумя настолько разными культурами, воистину удивительный путь. Я ей даже немного завидую. Хотя отдаю себе отчет, что с точки зрения стороннего наблюдателя, у меня самого тоже довольно занятная судьба.
– Да уж, занятная. Умеешь ты все-таки подбирать слова.
– Ну, в этом нет ничего необычного. Элементарная дисциплина ума…
Он не договорил или я не дослушал, потому что темно-лиловое ночное небо внезапно стало угольно-черным. Ну, то есть на самом деле не «угольно», при чем тут какой-то уголь. Это была абсолютная, совершенная, безупречная полная тьма.
– Явился мой сладкий зайчик, – сказал я, и сам рассмеялся от неожиданности. И Шурф тоже рассмеялся, куда ему было деваться. Говорю же, у нас одно чувство комического на двоих.
Наяву Пожиратель оказался таким огромным, что заслонил своим гибким пернатым телом все небо. Ну или просто отменил его самим фактом своего существования. И вообще все этим возмутительным, невыносимым фактом отменил. По крайней мере, для меня не осталось ни неба, ни города, ни деревьев, ни крыши Мохнатого Дома, где мы сидели, только я сам, ошеломленный, пустой и беспамятный, без прошлого и без будущего, и стремительно приближающаяся ко мне тьма, исполненная бесконечной нежности. Правда, еще был сэр Шурф, по крайней мере, его присутствие худо-бедно воспринималось какой-то частью моего сознания. Не тот он человек, чтобы позволить целиком себя отменить.
Краем глаза я видел, как Шурф поднял руку в сияющей смертоносной перчатке, и это зрелище внезапно пробудило во мне память, по крайней мере, отчасти – если не о себе самом, то о старых временах, когда он часто пускал это
