Я осторожно киваю. Когда я видела ее в последний раз, она лежала на полу в туалете, с блаженной улыбкой на лице и пустым шприцем в руке. Очевидно, она последовала моему совету.
– Уборщик обнаружил ее в туалете вчера поздно ночью. Она вколола себе то самое успокоительное, которое давали твоей маме. Когда сестра Дженкинс пришла в себя, она сказала, что из зеркала вылезла фея и украла у нее ключи. Но ключи лежали рядом с ней. Врачи думают, что с конкретными лекарствами что-то не так… они пошлют их на проверку.
Он вздыхает и одновременно посмеивается.
– Подумать только, столько времени твоей маме мешали поправиться негодные лекарства. Я так рад, что мы успели это выяснить и отменить шоковую терапию…
– А уж я как рада.
Я беру папу за руку и прижимаюсь к ней щекой.
– Не то слово.
Папа легонько тянет меня за рыжую прядку.
– Это что, новый шиньон?
– Конечно, – машинально отвечаю я и только потом понимаю, что солгала.
– Мне нравится. Ладно, пончики на столе. А я поеду в клинику на целый день. Ты приедешь после работы?
– Обязательно! – восклицаю я.
И тут я понимаю, что папа не спросил насчет кресла. Я ожидаю увидеть оторванные маргаритки, но они все на прежних местах. Очень странно. Потому что я и это забыла исправить.
Папа шагает к двери и по пути оборачивается.
– Кстати, проверь свои ловушки. В одной из них я видел огромного махаона. Наверное, он туда залетел во время вчерашней грозы. Он украсит твою мозаику. Я никогда таких больших не видел.
Огромный махаон… от удара под дых мне было бы не так больно, как от этих слов.
Я кладу яшмовую гусеницу на столик и заставляю себя дождаться, пока папа уедет.
В гараже я открываю одно за другим три ведерка, прежде чем нахожу его, лежащего поверх кучки других насекомых. Мне в нос бьет запах кошачьего наполнителя и банановых шкурок. Я вынимаю махаона из ловушки. Блестящее синее тельце и черные атласные крылья висят безжизненно, неподвижно.
Он каким-то образом спасся… выбрался из брюха брандашмыга и прилетел сюда, только для того, чтобы я его удушила.
Держа махаона в ладонях, я печально бреду в гостиную, охваченная тошнотворным чувством вины и скорби. Я кладу бабочку на столик рядом с яшмовой гусеницей и дрожащим пальцем расправляю черные крылья.
– О чем ты думал? – тихонько спрашиваю я. – Зачем залетел в эту трубку? Уж ты мог бы быть осторожнее…
Так больно видеть его, некогда полного жизни и блеска, а теперь неподвижного, как яшмовая фигурка. Я глажу холодное синее тельце.
– Теперь я тебе верю, слышишь? Я верю, что ты думал обо мне. И никогда не забуду твою жертву.
«Я не дам тебе забыть», – доносится до меня голос Морфея.
Я отскакиваю – а тельце бабочки начинает вибрировать.
Крылья складываются и растут. Они распахиваются, и я вижу сидящего на столе Морфея – как всегда, в блеске и славе. На нем современный костюм из сапфирового шелка, в тон драгоценным камням на лице. И, разумеется, на голове причудливая шляпа.
Я стараюсь скрыть радость, но улыбка пробивается против воли.
– Я знал, что ты будешь скучать. – Морфей спрыгивает на пол, подходит вплотную и буквально прижимает меня к стене своим телом.
– Каким чудом ты спасся?
– Известно, что брандашмыг неуязвим снаружи, – говорит он, вытирая мои слезы рукавом. – Но не изнутри.
И тут до меня доходит.
– О господи… а у тебя с собой оставался стрижающий меч.
– Да, – отвечает Морфей, полируя ногти о лацкан. – Разумеется, другие жертвы выбрались тоже. И теперь они следуют за мной по пятам, как преданные щенята. Впрочем, они полезны, когда нужно что-нибудь сделать по мелочи. Одному из них я велел вернуть украденные деньги и бросить сумочку под прилавок, пока ты спала.
– Ты… что?
Морфей указывает на кресло.
– Еще нескольких я попросил пришить маргаритки на место.
Недоверчиво и благодарно я произношу:
– Спасибо!
– Я не заслужил большего? – спрашивает Морфей, соблазнительно блестя темными глазами.
Я скрещиваю руки на груди.
– Ха. Ты просто вернул долг. Ведь ты сидел у меня в голове, когда я была маленькой. Ты заставил мою мать бросить семью и поселиться в лечебнице. Потом ты заманил меня в Страну Чудес; я должна была тебя спасти, ничего не получив взамен.
Подняв руку, Морфей изящным движением поправляет шляпу.
– Я тебе нравлюсь. Признай.
Пусть даже он отчасти прав, я никогда этого не скажу.
– С какой стати?
Он загибает пальцы.
– Я – загадочный бунтарь с раненой душой. Женщинам это нравится.
– Ты оптимист.
– Мой стакан всегда полон.
– В отличие от головы.
Я говорю неприятные слова, но моя улыбка смягчает эффект.
Он ухмыляется в ответ, и на его лице я читаю уважение.
– Итак…
Морфей проводит пальцем по цепочке, лежащей у меня на ключицах, и я чувствую, как моя обнаженная кожа вспыхивает.
– Ты оставила за главную Гренадину?
– И Кроллика в качестве советника. Я сказала всем, что у меня тут важные неоконченные дела.
– Например?
– Семья и друзья. Последний год в школе. Мозаики.
Морфей поднимает бровь:
– И твой рыцарь?
Я опускаю голову.
– Он принадлежит другой.
Морфей проводит пальцем по моей щеке.
– Меня это, конечно, очень радует. Но ты ошибаешься. Кровь взяла свое.
– В каком смысле?
– Он отдал свою кровь ради тебя – всю до капли. Нельзя любить сильнее. Твой рыцарь принадлежит тебе одной.
