Не осмеливаясь взглянуть на папу, я спрыгиваю с бабочки. Усиком она задевает подошву моего сапога – а я, подхваченная воздушным потоком, спускаюсь, раскинув крылья, как орел.
Шапка сваливается, но шарф остается на месте. Его концы развеваются, и мои косы тоже.
– Элли!
Гром заглушает отчаянный папин крик.
Я спускаюсь по исчерченному дождем небу, и страх сменяется восторгом. Крылья, раскинувшись, замедляют падение, но они слишком слабы, чтобы меня поднять. Ветер добавляет еще одно препятствие – он швыряет мое тело туда-сюда. Я чувствую прилив энергии. Став королевой Страны Чудес, я кое-что поняла: сила ничего не стоит, если она не взращена среди опасностей.
Это и есть жизнь… свободное падение навстречу неведомому.
Дождь крутит и хлещет меня. Я заставляю себя открыть глаза и наклоняю крылья, чтобы свернуть в том направлении, куда упала сумка. Набрав скорость, я наконец вижу размытое пятнышко. Прежде чем мы успеваем разминуться, я хватаю сумку и сую за корсаж. Хорошо, что перед отлетом мне хватило предусмотрительности крепко затянуть шнурки. Всё необходимое осталось лежать внутри.
Молния озаряет окрестности. Гигантские деревья ближе и ближе, их листья кажутся обманчиво мягкими. Но огромные острые сучья, которые таятся между ними, разорвут меня на куски. Я буду все равно что мошка, ударившаяся о ветровое стекло. Ничего не останется, кроме крови и разорванных крыльев.
За секунду до столкновения с ближайшим деревом я успеваю представить, как ветви сплетаются, и мягкий густой мох всплошную покрывает их, образуя гигантскую подушечку для булавок.
От удара перехватывает дух. Я погружаюсь в мягкое, как булавка, которую воткнули в опилки. Сила столкновения такова, что мох и листья подо мной подаются; моя голова проскакивает насквозь и бьется о скользкий ствол. Острая боль пронзает череп и позвоночник, и всё темнеет.
Когда я прихожу в себя, мышцы и всё тело болят. Такое чувство, что меня растягивают. Что-то урчит над ухом. Слышится шум крыльев и шуршание мягкого меха. Очень знакомое.
Чешик?
Исключено. Я не видела его после того случая в студии, месяц назад. Я думала, он вернулся в Страну Чудес и застрял там, как и мама. Иначе он навестил бы меня в лечебнице.
Глаза не желают открываться. Я шевелю руками и ногами под уютной тяжестью одеяла, со страхом ожидая, что голова сейчас разболится. Я слышала, как хрустнул череп, когда я врезалась в дерево. Но мне уютно, спокойно… даже радостно. В лодыжке ощущается какое-то легкое покалывание. Кто-то приложил к моему родимому пятну свое.
Может быть, это таки был Чешик.
Я вздыхаю.
– Она приходит в себя.
Это папин голос.
Веки отказываются подниматься. На языке горечь. Я облизываю губы.
– Не уверен, что дал ей достаточно, – говорит папа и успокаивающе гладит меня по голове.
– Выпить грибного чаю – в пять раз действеннее, чем съесть гриб.
Говорит кто-то незнакомый – сипло, как будто в горле у него песок.
– Скоро ей понадобится еда, чтобы нейтрализовать эффект чая. Я сам что-нибудь принесу, чтобы вам не выходить. Среди тех, кто тут застрял, далеко не все такие понимающие, как этот малыш. Более того, именно он всё это время удерживал их здесь. Большинство хотели разыскать ее, чтобы она исправила порталы. Они скучают по дому и по родным.
Значит, Чешик не навещал меня в лечебнице, потому что не хотел наводить на мой след сердитых подземцев. Он действительно здесь!
Я заставляю себя открыть глаза.
В ноздри мне ударяет теплый запах растопленного свечного воска. На стенах, обитых ярко-синей и зеленой тканью, – мягкие отблески огня. Окон нет.
Это какая-то небольшая комната. Я лежу на круглой кушетке без спинки, среди разноцветных подушек, украшенных кисточками. Обстановка похожа на цирковую – экстравагантная, но, как ни странно, красивая. Куполообразный потолок обит тканью «под зебру». Не считая светильников, здесь всё мягкое, даже пол. Это смесь изолятора в лечебнице и домика Первой Сестры в Стране Чудес.
Двое, стоящие надо мной, постепенно обретают форму.
Незнакомец кажется таким же высоким, как папа. В нем есть что-то странно знакомое, хотя я никогда в жизни его не видела. Мускулистое тело окутано коричневым кожаным плащом, замшевые брюки защитного цвета заправлены в сапоги. Большой капюшон складками лежит на плечах и на спине. Недостает лишь колчана со стрелами, и я сказала бы, что это Робин Гуд.
Темные волосы, испещренные седыми нитями, острая бородка, кустистые брови. Глаза цвета имбирного пива внимательно смотрят на меня.
– Ну что ж, здравствуй наконец, – добродушно говорит он.
Кончик моего носа чешется. Я вытаскиваю руку из-под одеяла и успеваю прикрыть рот, прежде чем чихнуть. Тут же я взвизгиваю: мой нос становится крохотным, как горошина.
– А, это небольшая реакция на чай, – говорит незнакомец.
– Небольшая?
Из-за уменьшившегося носа мой голос звучит как писк. Я сбрасываю одеяло и с трудом сажусь.
Папа устраивается рядом, на подушке.
– Ничего страшного, Элли, просто подожди немножко.
Даже его ровный голос не способен меня успокоить. Еще один чих – и мой нос делается прежнего размера. Зато раздувается правая кисть – и растет, пока не достигает размера баскетбольного мяча.
Я вскрикиваю.
– А у нее твой подбородок, – говорит незнакомец, словно не замечая моих спонтанных изменений. – Но крылья и глаза…
– Это от матери, – с гордостью отвечает папа, как будто он тоже не видит, что происходит.
Может быть, побочный эффект от чая – галлюцинации. Я пытаюсь приподнять раздувшуюся руку, но она лежит на постели, как булыжник. Я сжимаю пальцы в кулак и с силой дергаю. Моя рука бьет папу в живот, и он сваливается с кушетки на груду подушек.
Нет. Я не брежу.
На меня снова нападает приступ чихания. Когда он прекращается, я облегченно вздыхаю: рука приобретает нормальный вид, а прочие части тела остаются прежними.
Незнакомец помогает папе встать. Тот отряхивает свои фланелевые брюки, и оба смотрят на меня широко раскрытыми карими глазами, как на неожиданный результат научного эксперимента.
Я щупаю макушку – единственную
