Джеб даже не смотрит на него.
– То, что на ней надето, – не твое дело.
– Ба! – Морфей хватает кисть. – Ее должны облекать лунный свет и облака, кружева и нежность. Ничто иное не вправе касаться королевской кожи.
Он указывает кистью на Джеба.
– Я видел, во что ты нарядил Томаса. Ты не превратишь Алиссу в уродливую птицу! Она королевская особа. Вот и одень ее как подобает. Придай ей блеску… шика. И не забудь корону.
– Морфей, иди к себе, – говорит Джеб и отбирает кисть. – Взрослым надо работать.
Морфей склоняет голову набок и перехватывает мой взгляд из-за ширмы.
– А, стыдливый маленький цветочек. Видела бы ты тот ужас, в который он пытался меня нарядить поначалу. Он не позволял мне сказать ни слова и сдался, только когда я несколько часов проходил тут голым. Если ты решишь прибегнуть к этой стратегии, я тебя охотно поддержу. С любой стороны. В любой позе.
Он подмигивает.
Мне вдруг становится очень весело. Я ожидаю, что намеки Морфея заставят Джеба взвиться от ревности. Но тот спокойно раскладывает краски.
– Даже если я это сделаю, Джеба-то здесь не будет, – мрачно замечаю я.
В голове эхом отзывается ответ Морфея: «И в любом случае он не обратит внимания».
– Костюмы птиц – им с папой для разведки. Меня не пригласили, и тебя тоже. Мы под домашним арестом.
Морфей замечает мое кислое лицо и поворачивается к Джебу:
– Однако. Ты оставляешь Алиссу под моей опекой? Какое зрелое решение, какое доверие, мнимый эльф.
Он хватает Джеба за плечо.
– Если хочешь выдвинуться пораньше, не возись с одеждой. В любом случае, как только ты уйдешь, она ее снимет. Прими это как полезный совет.
Быстрым, неуловимым движением Джеб швыряет Морфея о стену.
Вспугнутые неожиданным шумом, бабочки сыплются с потолка, как частички пепла. Они садятся на стену вокруг Морфея, обрамляя его силуэт. Яркий солнечный свет льется сквозь освободившиеся стекла.
Джеб и Морфей смотрят друг на друга – глаза в глаза. Между ними пульсирует фиолетовый свет.
– Спроси себя, Алисса, – Морфей обращается ко мне, хотя не сводит взгляда с Джеба, – спроси, кого он сильнее ревнует.
Он проводит пальцами по волнистым волосам Джеба и договаривает:
– Меня или тебя.
Джеб не двигается.
– Ты никогда не узнаешь.
Он изучает невозмутимое лицо Морфея и постепенно расслабляется.
– Неплохая попытка. Однако обломитесь. Вы оба останетесь здесь.
Морфей горестно смотрит на меня.
– Прости, детка. Теперь, когда он обрел проницательность подземца, им не так просто манипулировать. Предпочитаю считать, что это плюс. Впрочем, не беспокойся. Мы с тобой придумаем, чем заняться.
Морфей высоко вскидывает крылья, и бабочки порхают вокруг него.
Махнув рукой, Джеб подзывает бабочек к себе. Они сливаются, принимая форму человеческого силуэта.
– Проводите жучару в комнату, – велит Джеб. – И займите его, пока меня нет.
Морфей ухмыляется и шагает через порог. Безликий страж, состоящий из бабочек, толкает его дальше.
Дверь захлопывается сама собой.
Я выхожу из-за ширмы и хмуро гляжу на Джеба.
– Зачем ты это сделал?
– Потому что нам пора приступать, а если я оставлю дверь открытой, мы всё время будем отвлекаться.
Надев палитру на руку, он жестом приказывает мне стать на то же место, где стоял папа во время «примерки».
Я не двигаюсь.
– Ты понимаешь, что я говорю не про дверь. Мне неприятно, как ты обращаешься с ним. Постоянно напоминаешь ему, что он лишился магии… что вся она принадлежит тебе.
– Ну да. Он-то, конечно, никогда так себя не вел.
Я разглядываю свои босые ноги. Сунув кисть в зубы, Джеб берет меня под локоть и ставит на расстеленную на полу ткань.
Он приподнимает мой подбородок кончиком пальца и вынимает кисть изо рта.
– Смотри прямо перед собой.
Мое тело остается неподвижным, но свое мнение я все-таки выскажу.
– Знаешь, жестокость Морфея меня не удивляет. Его представления о хорошем и дурном извращены, – я изучаю лицо Джеба. – Но твои – нет. Ты стал мучить других? Я думала, это закончилось в седьмом классе, у бойскаутов. Теперь ты мужчина. И ты не такой, как твой…
Я замолкаю и прикусываю язык, так сильно, что выступает кровь.
Лицо Джеба делается неподвижным.
– Мой отец? Да уж, я на него точно не похож. Я гораздо сильнее.
Он говорит негромко и сдержанно.
– Я ушел намного дальше, чем он думал. Намного дальше, чем он говорил. Ты знаешь, как он относился к моим картинам. Интересно, что он сказал бы, если бы увидел меня сейчас.
Джеб удерживает мой взгляд достаточно долго, чтобы заметить немое признание. А потом, не прикоснувшись к телу, отводит с шеи воротник рубашки. Моя кожа немедленно реагирует на близость его рук, припомнив, что это такое – прикосновение Джеба. Рубашка соскальзывает с плеч, не задержавшись на запястьях, и остается кучкой лежать на полу, обнажив перевязанную бинтами грудь и обнаженный живот. Я неприкрыта – во всех смыслах.
Джеб резко втягивает воздух. Мы стоим, хлопая глазами от яркого света. От его кожи пахнет краской и цитрусовым мылом. Краска влажными пятнами блестит на руках и на шее, подчеркивая упругие мышцы.
Повинуясь порыву, я провожу указательным пальцем по синей полоске у него на ключице.
Джеб морщится и отдергивается. Я подавленно роняю руку.
Сосредоточившись на своей палитре, Джеб набирает черную смесь на кисть. Он наносит краску на мою левую руку, от плеча до бицепса. Четкие линии образуют короткий рукав. Кисточка щекочет, краска холодная, но в первую очередь в меня вселяет дрожь бесстрастие Джеба. Я не узнаю его.
Джеб отходит на шаг, снова набирает краски на кисть и принимается за правую руку. Он рассеянно проводит языком по нижней губе изнутри, трогая лабрет.
– Помнишь, когда он у меня появился?
