Я визжу.
– Эй! – восклицает папа и делает шаг к ТК.
Джеб перехватывает его, прежде чем чудовище успевает выбраться за дверь.
– Всё нормально. Я запретил ему впредь прикасаться к вам.
Он хлопает двойника по плечу.
– Покажись им, ТК, – говорит он добродушно, как будто обращается к ребенку или животному.
ТК поворачивается, и я собираюсь с духом, готовясь увидеть его жуткое лицо. Но чудовищный глаз и зияющие раны, которые так напугали меня накануне, закрыты красной заплаткой в форме сердечка. Посредине прорезана дырочка, чтоб ТК мог видеть. Другой глаз и щека ничем не закрыты, и эльфийские узоры блестят под лучами солнца. Кожа у ТК фарфоровая, светлее, чем у Джеба. С сердечком поверх глаза, он похож на театрального арлекина. Недостает только клетчатого костюма вместо джинсов и футболки.
Судя по красным пятнам на одежде и руках Джеба, он привел ТК в приличный вид, прежде чем приплыть к нам на остров.
– Сегодня утром ты нарисовал маску для ТК? – спрашиваю я.
– Для тебя. Вчера ночью. Я не хотел, чтобы ты снова испугалась.
Я тронута его добротой. Неудивительно, что круги под глазами Джеба сделались намного темнее. Интересно, он вообще спал?
Джеб отсылает создание прочь. Он избегает смотреть на меня.
– Я выманю вашу тень наружу, когда настанет время лететь, – говорит он папе.
Тот кивает, наблюдая, как темный силуэт движется по полу вслед за ним.
– Теперь одежда, – произносит Джеб, полоща кисть. – Как только она высохнет, ее можно будет снимать и надевать. Но краска должна по максимуму касаться вашего обнаженного тела, чтобы одежда хорошо сидела.
Папа останавливается.
– По максимуму?
– Вы наденете набедренную повязку. Костюм для жучары я именно так и рисовал.
Я представляю Джеба и Морфея во время столь интимной сцены. Это одновременно сексуально и комично. Учитывая, насколько Морфей тщеславен, они наверняка долго препирались из-за фасонов.
– А Элли? – спрашивает папа, и в его голосе я слышу родительскую тревогу.
Джеб сосредоточенно размешивает краску.
– Другого выбора нет, если только она не захочет надеть мою одежду.
Я жму плечами, подчеркнув размер рубашки.
– Она с меня сваливается. Для путешествия это не годится.
– Элли не будет стоять в одной набедренной повязке, пока ты будешь рисовать на ее теле, – предупреждает папа.
– Нет, конечно.
Джеб бросает мне две упаковки эластичного бинта.
– Их я нашел в вашей сумке. Они прилипнут к краске и станут частью костюма. Обмотайся поверх белья. Оставь руки, живот и ноги голыми. Это не страшнее, чем стоять в бикини. Вот заколка, убери волосы.
Его лаконичность ранит. Месяц назад, предлагая мне надеть два куска бинта, Джеб сверкал бы глазами от приятного предвкушения. До того как на выпускном балу Страна Чудес прорвалась в наш мир, мы планировали предпринять следующий шаг в наших отношениях. Самый важный шаг. И теперь мучительно сознавать, что я не в силах расшевелить Джеба на чисто человеческом уровне.
Я захожу за ближайшую ширму, раздеваюсь, закалываю волосы.
Папа первым выходит из-за ширмы. Пока Джеб рисует ему одежду, я готовлюсь – неторопливо, чтобы не наблюдать папу в набедренной повязке. Из всех ужасных вещей, которые я видела, это зрелище, наверное, займет верхнюю строчку списка.
Я наматываю бинт поверх белья. Получается нечто вроде купальника, которым гордилась бы любая мумия. Убедившись, что папа и Джеб закончили, я выхожу, набросив клетчатую рубашку на плечи, как халат.
Папа бросает на меня быстрый взгляд; кажется, он полагает, что я как следует прикрыта.
А я раскрываю рот от удивления. Папа покрыт перьями, и у него четыре крыла. Он похож на уродливых птиц, с которыми мы столкнулись вчера.
– Что это?
– Никто не обратит на нас внимания, если мы будем выглядеть как громилы Манти, – объясняет Джеб, полоща кисти. – Они несут дозор в небе. У меня тоже есть костюм урода. Идеальный камуфляж.
Слово «камуфляж» напоминает мне про наши волшебные комбинезоны.
– А может быть, лучшая маскировка – это невидимость?
Я опускаюсь на колени возле сумки, которая лежит на полу.
– Мы с Джебом искали комбинезоны, – говорит папа. – Но их там нет.
Я хмурюсь и перебираю вещи. Под руку попадается металлический почтовый голубь, но, когда я нажимаю кнопку на шее, клюв не светится. Я откладываю голубя и вновь принимаюсь искать симулякровые комбинезоны.
– Не понимаю, – говорю я сама себе, сдавшись. – Всё остальное здесь.
Джеб жмет плечами:
– Может, волшебный шелк не водоустойчив?
Папа шагает к двери.
– Я вернусь на маяк и наведу порядок на кухне. Мне нужно привыкнуть к этому костюму.
Либо ему тоже неловко видеть меня полуголой, либо он позволяет нам с Джебом побыть наедине. В любом случае я благодарна.
– Спасибо, папа.
Он кивает и закрывает дверь. Но проходит всего две минуты, и влетает Морфей. Он смотрит на Джеба и не замечает, что я стою в противоположном углу.
Сегодня на нем новый костюм – атласный серебристый пиджак поверх белой футболки, облегающие черные брюки. Шелковый синий галстук, который свободно болтается у Морфея на шее, прекрасно гармонирует с блестящими волосами, не прикрытыми шляпой. Однако, хоть Морфей и сменил гардероб, крылья у него уныло висят – явный признак грусти.
– Ты ведешь себя совершенно неразумно, – сердито говорит он Джебу.
Тот не отвечает, и Морфей хлопает ладонью по столу, так что кисти подпрыгивают.
– Я всего лишь прошу новую трость…
Он замолкает, потому что Джеб смотрит на меня. Морфей поворачивается.
Я начинаю краснеть. Стянув края воротника, чтобы скрыть крошечный дневник, висящий на шее, я переступаю с ноги на ногу и пытаюсь спрятать татуировку на левой лодыжке, прежде чем Морфей успеет что-нибудь ляпнуть. Потом, вспомнив, что ноги у меня совершенно голые, я снова прячусь за ширму и выглядываю оттуда.
Морфей хмурится.
– Алисса, что там на тебе надето?
Он поворачивается к Джебу:
– Это
