– Нет. Потому что она не могла бросить тебя.
Я немедленно жалею о сказанном. Я-то знаю, что дело не только в этом.
Папа качает головой:
– Считай, что я ничего не слышал, Элли. Ты устала и, очевидно, не думаешь, что говоришь.
Он вылезает из лодки и идет вброд, чтобы подтянуть ее к берегу.
Папа ошибается. Я думаю, что говорю, и доказательство тому – что я не выболтала невероятную правду: я могу положить конец похищениям детей. Выйдя за Морфея и родив от него ребенка, я добьюсь равновесия между нашими мирами.
Но я бы не могла рассказать это папе, даже если бы хотела. Я не позволю себе нарушить обещание и лишиться силы. Чтобы победить Червонную Королеву, найти маму и навести порядок в Стране Чудес, мне нужна моя магия.
Папа подтаскивает лодку к берегу и привязывает веревку к столбу. Я вылезаю, прежде чем он успевает протянуть руку.
Жаль, что мы не понимаем друг друга. Жаль, что я так далеко от Джеба, который бродит по комнатам в своем горном убежище и в одиночку борется с кошмарами и сердечными страданиями. Плохо, что мои эмоции путаются, когда речь заходит о Морфее: я сочувствую ему, потому что он бессилен, злюсь, оттого что он постоянно напоминает мне о клятве – но в то же время я бесконечно им восхищаюсь.
А самое страшное – что мама и мои подданные-подземцы сидят, как в ловушке, в гибнущей Стране Чудес и гадают, приду ли я к ним на помощь.
При этой мысли меня словно что-то подталкивает… нечто тихое, но исполненное надежды. Я видела на выпускном балу, как сильна мамина магия; я выяснила, что она многое знает о внутренней механике Страны Чудес. Некогда она почти стала королевой. Она сумеет выжить в этом мире.
Я оставляю свои мысли при себе, потому что они больше похожи на догадки, а доказательств у меня нет. Но все-таки они приносят утешение.
В свете звезд мы с папой поднимаемся к маяку по крутой извилистой лестнице, сложенной из камней. Внутри под потолком плавают лампы; они следуют за нами, излучая мягкий янтарный свет. Стены каменные, на полу квадратики из черного и белого песка – миниатюрная версия дюн, по которым мы с Джебом в прошлом году катились на досках. Я снимаю сапоги и зарываю усталые пальцы ног в прохладный крупный песок. На верхушке маяка – башенка; там постель с пологом и открытый иллюминатор с видом на море. Он впускает в комнату лунный свет, шум волн и соленый воздух.
Папа настаивает, чтобы я спала здесь, а сам предпочитает кушетку внизу. На кухне мы ужинаем сушеными цветами. Они волокнистые, как вяленая говядина, только золотистого цвета. Вкус сладкий и восковой. Похоже на сотовый мед. Мы моем посуду дождевой водой, которую наливаем из кувшинов, сделанных из панцирей каменных омаров. Мы с папой так измучены, что не говорим друг другу ни слова.
Я захожу в ванную, чтобы принять душ и постирать белье. Я разложу его в комнате, и оно высохнет за ночь. Здесь есть всё, что нужно: туалет, бритва, зубная щетка, мыло с цитрусовым запахом. В каком-то смысле Джеб всё еще живет человеческой жизнью, хоть и пытается это отрицать.
По пути к лестнице я останавливаюсь и смотрю на папу, который расстилает одеяло на кушетке. Хоть мы и в ссоре, но я обнимаю его, прежде чем пойти спать.
В башне я открываю стоящий у стены шкаф и нахожу клетчатую фланелевую рубашку. Сняв одежду, которую выдал мне дядя Берни, я вспоминаю про стражей у ворот Страны Чудес. Надеюсь, с ними всё будет хорошо, пусть даже они пробыли столько времени без припасов. Еще я думаю о сообщении, которое мы должны были послать с помощью металлического голубя. Даже если морской конек Джеба найдет нашу сумку, сомневаюсь, что механическая птица будет работать после пребывания в воде. Я даже не знаю, работает ли радиомаячок, с помощью которого дядя Берни мог бы нас отыскать.
Я надеваю фланелевую рубашку, закатав рукава, чтобы не сползали. Рубашка доходит до бедер. Еще в шкафу аккуратно сложены спортивные штаны со шнурком на талии. Я откладываю их на утро.
Я уже собираюсь забраться в постель, когда на подоконнике появляется яркий зеленый огонек.
Никки изящно приседает. Морской ветерок доносит до меня звонкий, как колокольчик, голосок малютки-феи:
– От мастера Морфея.
Она протягивает мне белую коробочку, перевязанную блестящей алой ленточкой. Коробочка примерно в три раза больше Никки. Она сильнее, чем кажется, если сумела принести ее сюда.
Как только я забираю подарок, она, не сказав больше ни слова, взмывает в ночное небо. В отличие от Паутинки, Никки неразговорчива.
В коробочке лежит изысканное белье – лифчик и трусики из белой ткани, сверху сплошь обшитые блестящим золотистым кружевом. Оно кажется смутно знакомым.
Я краснею, представив, как изящные руки Морфея складывают белье и помещают в коробочку. Еще там записка на черной бумаге, несомненно, написанная тем самым пером, которое он выдрал у скопы.
Чернила блестят в лунном свете, как серебристая фольга.
«Дорогая Алисса,
я безмерно извиняюсь, что не поприветствовал тебя сегодня как следует. Я хотел взять тебя на руки и закружить, чтобы у нас обоих всё поплыло перед глазами. Я хотел целовать твои губы и дышать твоим дыханием. Хотел подарить тебе наряд, достойный королевы. Сегодня я довольствуюсь тем, что кладу скромное начало твоему королевскому гардеробу. Я догадываюсь, что под одеждой у тебя нечто совершенно неподходящее (да и одежда тоже не фонтан). Но знай, что я подарю тебе целые шкафы кружев, атласа и бархата в тот день, когда ты станешь правительницей в Стране Чудес. Только попроси.
Твой верный слуга Морфей».Его мысли вьются вокруг меня, чувственные и шелковистые. Я раскладываю кружевное белье на подоконнике и провожу пальцем по золотистому кружеву, пытаясь вспомнить, где я раньше его видела. И вспоминаю: костюм Морфея на выпускном балу состоял из белой рубашки и камзола, обшитого золотым кружевом, с крючками-застежками… совсем как на спинке лифчика. Мое белье сшито из фрагментов его одежды. И Морфею, видимо, пришлось шить вручную, поскольку магии
