И вот, побывав в шкуре Джебедии, Морфей узнал больше, чем хотел, о том, что представляла собой человеческая половина души Алиссы. Хотя другая половина обладала крыльями и могла подняться над тривиальными проблемами смертных, человеческая натура, прикованная к земле, мечтала, как и все люди, об уверенности и надежности.
Лично увидев смелость, ум и верность Джебедии, Морфей уже не сомневался, что смертный предложил Алиссе именно это: заботу и привязанность, которые могли предохранить ее от слишком жесткого падения.
Неудивительно, что Алисса была так увлечена им. Неудивительно, что Джебедия держал ее в плену. Черт возьми, сам Морфей подпал под обаяние высоких достоинств, которых не ожидал от существа со столь изломанной душой. Ему захотелось отступить и позволить Джебедии порадоваться. Многие, наверное, сказали бы, что Джебедия заслужил это – ведь он был готов пожертвовать жизнью, памятью и будущим ради Алиссы.
Морфей зарычал и подался вперед, стиснув кулаки и пытаясь сбросить с груди непривычную тяжесть. Ведь Джебедия не всегда будет рядом. Он смертный. Однажды он наконец умрет от старости, и Алисса вновь станет легкой добычей.
Легкой добычей.
Морфей стиснул зубы. Ничего легкого в любви нет. И это не охота, а война. И, как на любом поле боя, здесь не было места жалости и состраданию.
Жук-кондуктор не ошибся. Человеческие эмоции непредсказуемы и слишком сильны. Они проникли в голову Морфея и ослабили его решимость.
Упершись локтями в колени, он разжал кулаки и не увидел в темноте даже очертаний ладоней. Морфей заставил магию собраться на кончиках пальцев в виде светящихся шариков размером с горошину и разослал их во все углы. За ними тянулись синие нити, похожие на статическое электричество. Шарики вскарабкались по стенам и слились в женский силуэт. Свет гипнотически пульсировал.
Когда Морфей представлял Джебедию рядом с Алиссой – как он обучает ее любви, как укрощает непокорный дух глупыми человеческими условностями, – от зависти у него перехватывало горло.
Он не хотел, чтобы ее безумие покорилось какому-нибудь другому мужчине, как не желал и делиться ею. Морфей хотел обладать обеими половинами Алиссы – невинной и необузданной.
Что хорошего в зависимости? Где непосредственность в предсказуемом мире? Он мог предложить Алиссе вечность, полную борьбы и страсти. Но там были бы мгновения тишины и нежности, украденные у бешеного пламени и ревущих бурь – островки спокойствия посреди хаоса.
Она принадлежала ему и носила корону. Морфей должен был многому научить Алиссу – всем прелестям манипуляций и безумия. Если бы он насытил ее алчную волшебную половину, человеческие страхи и запреты померкли бы, а со временем полностью отпали. Она перестала бы желать безопасной любви Джебедии…
Морфей втянул в себя нити синего света. Его вновь окружила темнота. Крылья коснулись пола, когда он встал. Морфей высоко вскинул их в знак решимости, так что они почти достали до потолка.
Больше никаких колебаний. В прошлом он пытался поступать честно, и всякий раз результат оборачивался против него. Он мог подавить угрызения совести в душе, но не мог отказаться от своих нужд ради Джебедии. Он никогда не будет самим собой без Алиссы – без огня, вокруг которого порхает бабочка. И он не остановится, пока она не вернется туда, где должна находиться. В Страну Чудес.
Чтобы победить, он будет драться нечестно и всеми возможными средствами добиваться ее сердца. Неважно, чего это будет стоить Джебедии. В конце концов, подземцы ведут себя именно так. Поступать по-другому – значит стать человеком. А Морфей меньше всего к этому стремился.
Десяток невозможностей
В иные дни я успевала поверить в десяток невозможностей дол завтрака!
Льюис Кэрролл, «Приключения Алисы в Стране Чудес»1
Смертность
1. Отправка
Некоторые скажут, что невозможно умереть, а потом ожить и рассказать об этом. Но они просто никогда не сталкивались с магией. Что касается меня, то я – прапраправнучка Алисы Лидделл. Я верю в невозможное вот уже более шестидесяти четырех лет: когда мне было шестнадцать, я узнала, что Страна Чудес существует на самом деле и что она населена странными, зловещими, безумными существами, для которых законами служат сделки и загадки. Но иногда, при всей вере в волшебство, что-то идет не так, как ты планировал. Даже магия время от времени дает осечку.
Например, я никогда не думала, что мое тело окажется в обувной коробке. Вот что напоминает гроб для кремации… картонную коробку размером с человека. Там неуютно. Ни бархатной подкладки на деревянном основании, ни подушки, на которой могла бы удобно устроиться моя согнутая спина. Никакой одежды, кроме мятого бумажного платья, чтобы прикрыть мое морщинистое старое тело.
Запах картона забивает ноздри, пока железная тележка катится по кафельному коридору, поскрипывая колесами. Раздаются незнакомые шаги. Меня увозят из прохладной комнаты, где медэксперт удостоверил мою «мертвость», как сказали бы пикси. Затем он положил мне на грудь стальной идентификационный ярлычок и закрыл крышку, погрузив меня в темноту.
Я вздрагиваю, когда каталка поворачивает и оказывается в гораздо более теплом помещении. Запах пропана, напоминающий вонь тухлых яиц, подтверждает, где я нахожусь. Я уже бывала здесь. За последние несколько месяцев я навестила все местные крематории – ночью, когда никого вокруг не было. Таким образом я познакомилась с гигантской кирпичной печью, которой теперь не терпится сжечь мою плоть. Я нашла идеальное место, с ванной и большим зеркалом по ту сторону коридора.
Как только я выбрала крематорий на кладбище Плезанс-Рест, то приготовилась умереть.
Моим изначальным планом было принять особое лекарство. В малых, несмертельных дозах оно на несколько дней повергает жертву в состояние, близкое к смерти, в то же время оставляя ее в сознании. Но Морфей не согласился. Он намекнул, что грань между почти-смертью и настоящей смертью в человеческом мире зыбка, и с ней не стоит шутить. Он не хотел, чтобы я рисковала. Поэтому он предложил волшебное средство – зачарованное прерывающее зелье, которое действует почти так же, но к нему прилагается и другое, возрождающее, со стопроцентной гарантией успеха.
Я выпила дозу прерывающего снадобья утром – и десять часов спустя по-прежнему ощущаю горьковатый, отупляющий вкус, что-то вроде гвоздики в кислом сидре. Я не могу облизать губы, чтобы избавиться от этого ощущения. Магия повергла меня в кататоническое состояние: глаза закрыты и не моргают, сердце и дыхание замерли до еле слышного шелеста, который неразличим человеческими средствами.
Волшебная половина моей души трепещет в голове, убеждая меня, что зелья сработают, но человеческая инстинктивно сжимается от страха,
