Это было так старомодно – и в то же время стильно – и, боже, как мило.
Затерявшись в собственных приятных воспоминаниях, Дженара любуется блестящим обручальным кольцом на пальце. Она улыбается и очаровательно краснеет.
– Да, да… Корбин одобряет мои последние творения. Но смотреть-то все будут именно на тебя.
Она кладет бутылку с камушками в мой открытый чемодан и лезет в шкаф за платьем. Мы с Джебом решили, что прекрасные творения Дженары не удостоились должного внимания на выпускном и заслуживают права на реабилитацию.
За последние несколько недель Дженара проделала огромную работу, латая прорехи и закрывая дыры аппликациями. Одну из них она нашла в антикварном магазине – так у меня появилось «что-то старое». Все пятна она замаскировала фиолетовой краской, а сверху посыпала блестками. Теперь мое белое платье без бретелек кажется новеньким с иголочки. Ну, насколько может казаться новым винтажное свадебное платье, которое переделали, чтобы оно выглядело тусклым и заплесневевшим, только что вытащенным из могилы.
– Ну же, Эл, шевелись! – сердито говорит Дженара, теряя терпение.
Я что-то буркаю в ответ.
Она бросает мне легкую фиолетово-серую нижнюю юбку, и она приземляется мне на голову, окружив меня благоуханным облаком.
– Сейчас будем краситься, – говорит Джен.
Слышится громкий стук: она ставит косметичку на столик рядом с маминой поздравительной открыткой.
– Может быть, глазурь удастся смыть растворителем для лака…
Я морщу нос.
– Ты серьезно?
Она пожимает плечами.
– Тяжелые времена требуют решительных мер.
Стоя по ту сторону дымчатой сетки, покрывающей мое лицо, она раскладывает на столе тени для глаз, карандаши, кисточки и румяна.
Мое тело кажется легким, словно я лечу. Это отчасти радость, отчасти волнение… и что-то еще. То, чего я никогда не чувствовала раньше.
Или чувствовала?
Кожа у меня вокруг глаз словно зудит – и на лопатках тоже.
Сквозь тонкие, как бумага, стены доносятся приглушенный смех и шаги. Похоже, часть гостей решила отправиться на прогулку. В пляжном домике, который снял мой отец, семь комнат, чердак и четыре с половиной ванных. Он достаточно велик, чтобы вместить гостей – моих и Джеба. Но я боюсь представить, какая в нем будет теснота, когда приедут остальные.
Собравшись с силами, я стаскиваю с головы юбку и убираю газетную вырезку обратно в альбом. Мне очень хочется полистать его. Посмотреть на фотографии с художественных распродаж – картины, которые Джеб никогда не сумеет воспроизвести, и мои мозаики из стеклянных камушков… А еще там есть дурацкие фотки с минувших праздников Рождества, дня Всех Святых, летних пикников. Игры в снежки, студенческие проказы… Последний взгляд на минувшие три года, память о которых осталась лежать между слоями пленки.
А потом мы начнем новую главу в новом альбоме, украшенном белым атласом и нитями жемчуга.
Я краснею до корней волос, подумав о том, что ждет нас после церемонии. Нам очень не хотелось тянуть несколько лет, но трудностей и без того хватало: надо было помочь Джебу пережить потерю художественных способностей, поступить в колледж, найти баланс между моими королевскими обязанностями в Стране Чудес и человеческой жизнью. До сих пор казалось, что еще рано. За три года мы привыкли к нашим новым ролям, научились идти на компромисс, быть честными и всегда поддерживать друг друга эмоционально.
После того как мы скрепим наш союз физически, он станет нерасторжим.
Это будет идеальное начало нашей новой совместной жизни. Я представляю сильные руки Джеба, обнимающие мое обнаженное тело… вот я провожу пальцем по его груди, исцеляя старые раны одним прикосновением…
– Эл, что за дурацкая улыбка?
Ухмыляясь против воли, я смотрю на Дженару.
Та фыркает:
– От тебя сегодня никакого толку! Дай сюда.
Она отбирает у меня альбом.
– Подружкам невесты обычно не приходится прибегать к некромантии, чтобы нарядить невесту. Ты мне за это заплатишь сверхурочные, ясно?
Я отрываю ноги от пола, чтобы Джен могла надеть на меня нижнюю юбку.
– Конечно. В десять тысяч раз больше, чем по договору.
– Хм… десять тысяч умножить на ноль… я так и знала, что надо было посоветоваться с адвокатом.
Она подает мне юбку, и я сую в нее ноги. Джен хватает меня за руки, чтобы поднять с кушетки. Пока я поудобнее устраиваю эластичный пояс на талии, чуть ниже корсажа (пышный край юбки доходит до колен), покалывание под лопатками превращается в жжение. Прежде чем я успеваю сообразить, в чем дело, мои свернутые крылья вырываются на волю – белые, сверкающие, радужные, с драгоценными камнями. Они окутывают меня, как бабочку, только что вышедшую из кокона.
Я взвизгиваю.
Дженара ахает, и глаза у нее делаются круглыми, как монетки.
– Эл, что за фигня? Только не сейчас!
– Я… я не нарочно!
Мой крик эхом отдается от стен.
– Ш-ш! – Подруга зажимает мне рот ладонью и оглядывается на тонкую, как бумага, стену.
Не слышно ничего, кроме мерного гула голосов ничего не подозревающих гостей. Тогда Дженара убирает руку.
– Так… но меньше чем через час тебе выходить на люди. Сделай с ними что-нибудь.
Я пытаюсь втянуть крылья, но они не подчиняются.
– Не могу.
Еще одна попытка.
– Не могу!
Сердце у меня начинает колотиться. Лицо у Дженары делается совсем диким.
– О-о… ты вся сверкаешь. А глаза… ты точно сделала это не нарочно?
Я качаю головой. Мириады крошечных огоньков пляшут на лице Джен и на ярко-желтых стенах комнаты. Я касаюсь пальцами щек, хотя и так уже догадываюсь, что случилось: под нижними веками появились черные узоры, похожие на тигриные полоски – почти как у Морфея, только без драгоценных камней.
– Мои узоры… они очень заметны?
Дженара не сводит с меня взгляда.
– Не только узоры, Эл. Твои глаза… они стали фиолетовыми.
– Какими?!
Джен кивает.
– И это не легкий оттенок… знаешь, ты теперь чертовски странно выглядишь.
У меня что-то обрывается в животе.
– Быть того не может…
Мои волосы начинают шевелиться. Это дразнящий танец магии, вырвавшейся на волю.
– Блинский пень, – шепчет Дженара, когда несколько прядей тянутся к ней. – Ты заболела? Или что?
