Теперь Луциан шел с ней грудь в грудь. Кель приблизился, насколько мог, а затем – призвав на помощь весь свой опыт, полученный в схватках верхом, когда он снова и снова выживал только за счет сильных ног и чистого ужаса, – отклонился вправо и правой рукой обхватил Сашину талию. В ту же секунду она с безоговорочным доверием отпустила гриву лошади и подалась влево. Один рывок – и Саша рухнула к Келю в седло, пригвоздив их обоих к Луциану. Кель немедленно натянул поводья, разворачивая коня влево.
– Тпру, Луциан! Тпру!
Жеребец послушно сбросил скорость, перешел на рысь и наконец остановился, мотая головой и протестующе всхрапывая. Картина, представшая их взгляду, была действительно ужасна. Так и не замедлившись и не изменив направления, пегая кобыла домчалась до обрыва, перемахнула через него и исчезла. Кель с Сашей ждали последнего визга или звука удара о камни – напрасно. Лошадь просто… пропала.
Люди Келя, которые все это время гнались за ними в попытке помочь, сгрудились вокруг со сбитым дыханием и пораженными лицами. Над обрывом, суматошно колотя крыльями, взлетела чайка, ее перья трепетали на ветру.
– Мы потревожили их гнезда, – выдавила Саша в шею Келю.
Она все еще задыхалась, а Кель был захвачен видениями трагедии, которой им едва удалось избежать. Он будто в тумане смотрел, как Саша выпрямляется в седле и вцепляется пальцами ему в грудь, пытаясь дышать и говорить одновременно:
– Вольгары, капитан! Мы потревожили их гнезда.
Глава 7
Воздух над пропастью, где только что исчезла лошадь, наполнился хлопаньем крыльев. Шум был в сотню раз сильнее того, что могла бы издавать чаячья стая, и кони испуганно задрожали и попятились.
– Все назад! – заорал Кель.
Сражение на краю обрыва было выгодно вольгарам, но не королевской гвардии. Мужчины пустились в галоп, спеша вернуться к утоптанной тропе через саванну. Одна причина для ужаса сменилась другой: всего несколько минут назад они гнались за рехнувшейся кобылой, а теперь и сами стали предметом погони.
Однако вольгары не спешили атаковать. Все, что от них осталось, – желтая, точно бумажная, кожа, выпирающие кости и истрепанные крылья, похожие на паутину. Это были уже не те чудовища, которые разжирели в долине Килморды: сейчас их глаза горели голодным огнем, а клювы отчаянно щелкали в воздухе высоко над солдатами. Видно было, что им смертельно хочется крови, однако недостает сил просто спикировать и взять ее. Потому они продолжали кружить над отрядом, подобно грифам, выискивая удобную возможность: самую мелкую жертву, изнуренную лошадь или прореху в рядах.
– Спешиться! – рявкнул Кель. – Держать строй!
Кони гвардейцев были привычны к битве и не шарахались от визга чудовищ, пока хозяева орудовали клинками, но Кель не мог сражаться с Сашей под боком. Так что он соскользнул на землю и стащил ее следом, не дожидаясь даже, пока Луциан остановится.
Лошади дрожали, но держались смирно; солдаты быстро спешились, согнали их в кучу и заставили припасть к земле, а сами выстроились вокруг в несколько рядов – спинами к центру, копьями наружу. Воины во внешнем ряду опустились на одно колено; те, что за ними, пригнулись, а внутренние ряды остались стоять прямо и подняли копья почти вертикально, чтобы защитить отряд от нападения сверху. В целом построение напоминало сердитого свернувшегося ежа, а в центре была Саша, которой велели присесть и закрыть голову.
Вольгары парили над ними кругами, отыскивая брешь в защите. Кель ощутил настрой чудовищ еще до атаки: отчаяние и нестерпимая жажда крови. То ли они были лишены чувства самосохранения, то ли растеряли последние инстинкты от долгой голодовки. Птицелюди начали градом сыпаться с неба, и первые из них слепо нанизались на вскинутые копья. Это проредило ряды тварей, но нарушило боевой порядок и обнажило центр построения. Один из вольгар кинулся в просвет между копьями и тотчас потерял крыло от меча Келя. Его место сразу занял другой, за которым спешили третий и четвертый. Пикируя, они складывали крылья, чтобы развить наибольшую скорость.
– Врассыпную! – прорычал Кель.
Его люди тут же расширили круг и принялись бить лошадей по крупу, чтобы заставить их пуститься в бег. Вскоре на равнине воцарился сущий хаос.
– Строй! – снова заорал Кель, и солдаты упали на колени – по-прежнему спина к спине, уткнув древки копий в землю.
Кель остался на ногах в ожидании нападения – такая поза дарила ему максимальную свободу действий. Длинный меч уже почернел от крови. Один вольгар замешкался, делая пике и не зная, за какой из лошадей гнаться, и в него на полной скорости врезался летящий следом собрат. Они рухнули на землю визжащим клубком, и гвардия мгновенно сделала так, чтобы истерзанные крылья уже никогда не подняли их в воздух. Мужчины то расширяли, то сужали круг, встречая атаки подчас неуловимыми изменениями в строю, но следили, чтобы Саша всегда оставалась в центре – в безопасности.
Кель не понял, как это произошло. Вот он крепко стоял на ногах, отделяя от тела голову очередного чудовища, – а в следующий миг уже лежал на спине, глядя в небо. Саша что было сил вжимала его в траву: глаза превратились в два черных омута, кожа была цвета мела, волосы разметались вокруг огненным ореолом. А еще через секунду ее оторвали от земли птичьи когти. Взгляд Саши оставался до странного пуст, пока она тянула к Келю руки, а вольгар судорожными рывками поднимал ее все выше и выше. На полпути он будто запнулся: видимо, женщина оказалась чересчур тяжела для ослабших лап. Другие вольгары поспешили ему на помощь, чтобы разделить с собратом добычу и ускользнуть от клинков, которые уже более чем наполовину выкосили их стаю.
– Саша! – Кель вскочил на ноги и метнул копье, не позволяя себе задуматься, что будет, если он промахнется, – и только ли кровь вольгара неумолимым пятном растекается по светлому платью.
Копье вошло в горло твари с такой силой, что задрожало. В тот же миг
