– Целитель! – закричал Падриг, призраком выныривая из темноты. – Куда ты?
– Да вот решил спалить лес, – мрачно пошутил Кель, но не остановился.
Он вспугнул стражу, и нечего было сомневаться, что вскоре весь замок проснется. Кель ускорил шаги: ему нужно было хотя бы начать без зевак. Саша бежала по пятам, рвано дыша. Он напугал ее. Эта мысль заставила его споткнуться.
– Который, Падриг? – спросил он, тщательно следя за голосом. – Который из них – король?
– А что? – прошептал тот. Его взгляд не отрывался от канделябра.
– Ты хочешь, чтобы я их исцелил. Вот зачем я здесь. Вот почему ты мне помогал. Ты знал, что мы здесь найдем.
– Я… подозревал, – признался Падриг.
– Но как? – спросила Саша. – Откуда?
– Из твоих воспоминаний, Сирша. Я рассказал не обо всем, что мы увидели с леди Фири.
Когда Падриг повернулся к Келю, в его взгляде читалась мольба, хотя руки были подняты в защитном жесте.
– Мы увидели, как ты касаешься деревьев, Целитель. И они становятся… людьми. Леди Фири не поняла, что это значит. Но я понял. – Падриг положил дрожащую ладонь на сердце. – Я понял.
– Когда ты вернул мне воспоминания, этого среди них не было, – выдохнула Саша. Ее глаза блестели от гнева и шока.
– Нет, – не стал спорить Падриг.
– И ты ничего мне не сказал.
– Ты любишь его, Сирша. А он любит тебя. Если бы вам незачем было возвращаться в Каарн… я подумал… что вы не вернетесь, – закончил Падриг неловко.
Его признание должно было вызвать у Келя ярость, но вместо этого принесло странное успокоение. Падриг умел исподволь заставить действовать в собственных интересах. Неудивительно, что ему не доверяли даже деревья, хотя Кель не понимал, каким образом знание о спящем Каарне удержало бы его от путешествия за море.
– Саша. Если бы Падриг тебе рассказал, ты бы все равно поехала. И я поехал бы вместе с тобой.
Саша смотрела на него с болью и безысходностью, разрываясь между долгом и желанием защитить. Это тоже не изменилось.
– Я знал, что что-то не так. Они пробыли деревьями слишком долго, Целитель. И уже не могли… не могут… превратиться обратно, – поспешил объяснить Падриг, у которого ответ Келя вызвал заметное облегчение.
Кель сунул ему канделябр и подошел к ближайшему дереву.
– И как мы поймем, какое дерево – Ткач, а какое нет?
Падриг кивнул на ствол:
– Просто коснись его.
Кель прижал ладони к коре – и немедленно отдернул. Это дерево отличалось от тех, что преграждали им путь в долину. Ощущение было такое, будто он снова оказался на корабле, в разгар качки, и желудок хотел как можно скорее расстаться со всем содержимым.
– Ты почувствовал! – торжествующе каркнул Падриг. – Это не просто дерево. Это Ткач.
– Да, – кивнул Кель и отстранился. Ему больше не хотелось касаться ствола. – Но я-то нет.
– Ты Целитель. Им нужно исцеление. А ты доказал, что можешь общаться с деревьями. – Глаза Падрига выдавали невысказанную тайну, и Кель задумался, не подсмотрел ли он и некрасивую сцену в галерее.
Кель снова подошел к дереву, приложил к нему ладони и отдал четкую команду. По рукам тут же пробежала дрожь, отозвалась спазмами под ложечкой. Но, в отличие от деревьев на дороге, ствол даже не дрогнул, листья не шелохнулись, а корни и не подумали покидать землю. Кажется, дерево вообще его не услышало. Кель попробовал снова, настойчивей, но добился только того, что у него закружилась голова, а желудок чуть не вывернуло наизнанку.
– Слов для них недостаточно, – сказал Кель и, уронив руки, отступил на шаг. Несколько секунд он просто пытался отдышаться и успокоить нервы.
– Попробуй исцелить их, капитан, – попросил Падриг. – Это не обычные деревья. Это люди. Среди них есть и малыши, которые пробыли деревьями дольше, чем детьми. Они до сих пор прячутся. И не знают, как выйти на свет.
Кель положил ладони на другое дерево – одно из самых маленьких в роще, с нежной светлой корой. Ощущение качки тут же вернулось, и Келю пришлось расставить ноги пошире, чтобы не упасть. Если самое крохотное дерево в лесу творит с ним такое, какие у него шансы преуспеть?
– Я помогу. – Саша мягко отвела одну руку Келя от ствола и переплела с ним пальцы, как делала в жестоком, ничего не прощающем Солеме. Другую ладонь она опустила на гладкую кору.
Когда Кель встретился с ней взглядом, Сашины глаза были полны слез. Они струились по щекам и капали с подбородка.
– Помоги мне найти сострадание, Саша, – пробормотал он. – Когда-то ты любила этих людей.
– Я люблю их и сейчас. Но тебя я люблю больше, – сдавленным голосом ответила она. – Да простит меня Каарн, тебя я люблю больше.
Одну долгую секунду они держались за руки, отыскивая в глубине своих сердец силу сделать то, что должно быть сделано.
– Мне кажется, это ребенок, – заметил Падриг, подходя к ним с канделябром. – Если присмотреться, видно лицо.
Кель и Саша охотно пригнулись, благодарные за эту возможность отвлечься от своей боли.
– Да, это девочка. У нее цветы в волосах. Видишь? – прошептала Саша, прослеживая очертания носа и глаз. Те едва проступали на коре в золотом сиянии свечей.
– Вижу, – кивнул Кель. – Но если мы ее разбудим, она разве не испугается? Давайте сперва исцелим ее родителей, и те помогут разбудить ребенка.
Они перешли к соседнему дереву, которое укрывало своими ветвями деревце поменьше.
– Я знаю, кто это, – вдруг сказала Саша. Ее глаза не отрывались от впадин на стволе, которые складывались в подобие человеческого профиля. – Это Йетта, дворцовая кухарка. Настоящая королева драмы. Вечно страдала, что следующее блюдо получится хуже предыдущего, и находила меня в любом уголке замка, чтобы заставить продегустировать новый пирог. Она знала, как я их люблю.
– У Йетты была внучка, – добавил Падриг. – Давайте попробуем разбудить сначала ее, а потом ребенка.
Пробуждение Древесного Ткача ничем не напоминало
