– Почему он такой большой? – полюбопытствовал ребенок.
– Потому что одинок, – внезапно ответила Саша.
– Значит, капитан тоже одинок?
– Нет. – Саша быстро справилась с дрогнувшим голосом. – Архитеутисов мало, ему очень грустно во тьме, и потому он вырастает таким большим – чтобы составить компанию себе самому. Щупальца для него – словно друзья. Но иногда ему становится так тоскливо, что он пытается утянуть вниз проплывающие мимо корабли. Однако кораблям не место на дне, и людям тоже. Поэтому архитеутис вечно обречен быть один.
– Почему тогда Целитель такой большой? – продолжал допытываться малыш. Похоже, объяснение его только запутало.
– Потому что он воин, – быстро нашлась с ответом Саша.
– Не Целитель? – вмешался кто-то.
– Думаю, он и то и другое.
– Он тоже одинок? Мой папа говорит, он не очень-то дружелюбный, – протянул третий ребенок, и Кель поморщился.
– А откуда нам знать, что история про одинокого кальмара – правда? – вдруг спросил первый малыш. – Может, ему просто нравится топить корабли и есть людей?
Дети загалдели, Саша принялась их успокаивать, и вскоре гул голосов сменился тихим поскрипыванием перьев по бумаге. Кель отвернулся. Чары были разрушены, и ему все еще нужно было вымыть руки.
– Смотрю, ты нашел нашу школу, – заметил Падриг, вспугнув его. – Мы решили вести уроки в тронном зале, пока не найдется более подходящее помещение.
– А что, других учителей нет? – спросил Кель. Джерик говорил, что Саша работает без передышки, но она не могла заниматься всем.
– Мало. Сирша понемногу помогает каждый день. Среди нас она самая образованная.
– Рабыня из Квандуна, – прошептал Кель.
– Да, – кивнул Падриг, и в его глазах промелькнула боль. – Дети пострадали от превращения больше всего. В древесном облике они продолжали расти – как взрослели бы, оставаясь людьми.
Разум их спал, в то время как физические силы бодрствовали. Когда Бедвин спрятался, ему было всего четыре. Сейчас ему восемь, а он даже не умеет читать. Мойре было одиннадцать – совершенное дитя. Проснувшись, она обнаружила у себя тело девушки и эмоции, с которыми пока не умеет справляться. Она слишком взрослая, чтобы заниматься с малышами, но недостаточно зрелая, чтобы работать с остальными. И таких, как Бедвин и Мойра, множество. Их жизни внезапно прервались, и теперь они не могут найти свое место в мире.
И не они одни.
– Мы ищем нового постоянного директора, – добавил Падриг. – Прошлый не вернулся из леса.
– Не переплелся в человека?
– Да, – вздохнул Падриг.
– Я помню. Его сердце едва билось.
Кель не услышал под корой ни стона, ни сердцебиения и уже почти двинулся дальше, решив, что это обычное дерево. Но жена директора молила его вслушаться настойчивее. Она была уверена, что этот вяз – ее муж. Но его уже не получилось бы спасти… или исцелить.
– Он повторит судьбу Прадерева, – сказал Падриг.
– Что это значит, Ткач?
– Он умрет. Но, как и звезды на небе, продолжит свое существование в облике дерева. Просто уже никогда не переплетется обратно. – Падриг тяжело вздохнул. – Мой брат Гидеон, отец Арена, умер во сне. Он не ожидал этого и не успел занять место в роще рядом со своим отцом, Прадеревом. Бриона, мать Арена, там. Но не Гидеон. Это очень печалит нашего короля. Я после смерти тоже не стану деревом Каарна. Просто рассыплюсь в прах. – И Падриг пожал плечами. – Но, возможно, Творец Слов в своей милости обратит меня в звездную пыль.
Вдруг двери распахнулись, и из них хлынула толпа детей. Они мчались так, будто их кусал за пятки архитеутис, и Падриг вскинул руки, притворяясь, что его вот-вот снесет порывом ветра.
– Потише, дети! Вы во дворце!
– Здравствуйте, мастер Падригус! – воскликнули они хором, проталкиваясь мимо него к дворцовой кухне. Три мальчика разного роста и возраста замедлили шаги возле Келя и в смущении принялись тянуть себя за вихры.
– 3-здравствуйте, Целитель, – заикаясь произнес один. Второй вообще не нашел слов, глядя на него широко распахнутыми глазами, а третий напомнил Келю Джерика. И, когда открыл рот, это впечатление только усилилось.
– А вы правда и Целитель, и воин, как сказала королева Сирша? И ужасно одинокий, прямо как архитеутис? Я не думаю, что он на самом деле одинокий. Он злой. Злой и гадкий и обожает крушить щупальцами корабли и кости.
Кель уставился на мальчика, не зная, на какой вопрос отвечать сначала – и отвечать ли на них вообще. Он собирался согласиться, что архитеутис далеко не так несчастен, каким его пыталась представить Саша.
– Бегите, мальчики, – вмешалась она, показываясь в дверях тронного зала. – Мы как-нибудь позовем капитана к нам на урок, и он расскажет о своих приключениях.
Кель старался смотреть в пол, зная, что облик Саши причинит ему боль, но это было все равно что задерживать дыхание – мучительно и заведомо бесполезно. Наконец он набрал в легкие воздуха и поднял взгляд. Сашины скулы заливал яркий румянец, и Падриг вздохнул и с низким поклоном ретировался.
– Где твоя стража? – тихо спросил Кель королеву.
– Я здесь, капитан, – откликнулся Айзек из-за Сашиной спины.
Она шагнула в сторону, освобождая ему проход.
– Два человека дежурят за воротами, двое – у каждого входа. Один здесь, – Айзек указал на конец длинного коридора, который начинался в вестибюле и убегал вглубь замка, – и еще один там.
Гвардеец по имени Чет выступил из-под широкой лестницы и поприветствовал капитана поклоном. Кель даже не заметил его присутствия и теперь довольно усмехнулся.
– Дети еще вернутся? – спросил он Сашу.
– Только завтра. Им обещали сладости на кухне, но на сегодня уроки закончены.
– Столько всего сделано за месяц, – заметил Кель.
– Да, – кивнула она. – Но предстоит сделать еще больше.
Они встретились глазами – и на мгновение растеряли все слова. Неловкий разговор прервался так же естественно, как легко им было смотреть друг на друга, впитывая каждую черту.
– У тебя седина, капитан. На висках, – сказала Саша, и ее лицо озарила солнечная улыбка. Она протянула руку к белоснежной пряди, но тут же
