Россия виновата? В чём? В том, что мы всё ещё есть? Что не смогли жить по-вашему? Мы старались. Искренне старались жить, как свиньи. По-скотски. Как вы. Без души. Обрыдло! Надоело скотство! Но как только голову подняли от корыта со ГМО-отбросами – на-а! – тебе по башке дубиной санкций! Дальше что? Бомбить будут, как Югославию?
Вас, недругов, надо уничтожить! Сейчас уничтожать! Чтобы не повторилось.
Сделаем так? Нет! И Берлин возьмём – кормить вас будем. От себя, своих детей – отрывая кусок. Жизнь вам наладим, всё заново отстроим. Жалко вас, уродов, станет. Всех пленных вернём по домам. Мы же не звери – людей в печах жечь.
Что в ответ? НАТО. Санкции. Железный занавес. Культивирование образа русского как врага.
Как это предотвратить? Выжечь скверну! Как? Даже я – контуженый маньяк, садист и шизофреник – не способен на это радикальное, но единственно верное решение. Я же человек. Я же по Образу и Подобию Его. Не смогу. В пылу боя, войдя в раж, в ярости и злости – жечь буду живьём, рвать руками и зубами. А вот идёт он, враг, потерянный, контуженый – и мне жалко его. Помочь ему, заблудшему, имеется побуждение.
Так и будем их, неразумных, учить – не суй пальцы в розетку – выпорю! Уговаривать будем – живите вы мирно, не воюйте, не грешите. Живите, будьте же вы людьми! Дохлый номер. Всё так и норовят свой конец не туда присунуть.
Ну вот! Злость появилась. Можно и в драку! Кто сказал, что мотивировать на бой можно только других? Самого себя надо прежде ввести в нужное состояние. Боевое.
Оборона противника на обратном скате высотки вполне себе уцелела. И сопротивление он оказывал – ожесточенное. Один за другим загорелись два танка. Остальные – пятились за гребень.
Теперь мы. На «ура!» – пушки сюда плохо достают. Самолёты летают куда-то дальше, видимо, там больше нужны их взрывчатые посылки. Рваные цепи бойцов накатывают на сверкающие вспышками выстрелов окопы врага.
Мы с Шестаковым – на гребне. В воронке. Шестаков огнём пулемёта прикрывает атаку.
Ворвались бойцы роты в окопы. Пошла жара рукопашной. Собираем с Шестаковым магазины, бежим догонять.
Рассказывать о таком бое особо и нечего. Несколько часов ведём бой, меняем позиции по мере надобности, стреляем, забиваем магазины патронами, что нам подтаскивают подносчики патронов, опять стреляем, опять бегаем.
Когда мне показалось, что вот-вот – и доломаем, к противнику подошло подкрепление, усилился огонь их артиллерии и миномётов, а главное, он качественно изменился. Стал более прицельным, более опасным. Всё по новой!
Танки ещё разок сунулись, потеряли ещё одну машину, две – утащили тросами, около часа, наверное, били с гребня. Не высовываясь особо, показывая только башни, отстреливали несколько снарядов – откатывались. А потом – совсем ушли, когда по ним стала работать гаубичная батарея откуда-то из-за оврага. А из самого оврага – тянулись дымные трассеры мин. Там у них миномёты. Правильно – это же навесное оружие.
А тут у них наводчик. Где-то сидит и в трубку поёт.
Где? Не могу определиться. Расслабился, попробовал «прочуять» – какое там! Такой кавардак эмоций – и во мне, и вокруг. Да ещё и Шестаков пинается – магазин ему давай.
– Пора менять позицию, – кричу ему в спину.
Отмахивается. Всё же я кое-что почуял – именно это. Интерес чей-то к нашему пулемёту. С той, вражеской, стороны. Неуютное ощущение, как тогда на плацдарме, когда нас чуть не накрыло снарядом. И острое жжение в копчике. Дыхание смерти?
– Накроют! – кричу после первого взрыва мины.
Он дёргает ногой, чтобы пнуть, запихивает, оскалившись, с боевой отрешённостью во взгляде, очередной магазин в приёмник пулемёта.
Да пошёл ты! На мгновение высунулся назад, посмотреть – вот этот кратер воронки подойдёт. Вышвыриваю всё своё имущество в ту сторону.
– Идём! – пинаю его.
Второй взрыв. Вилка!
Как ужаленный – выпрыгиваю, шаг, ещё, прыжок – взрыв! Взрыв! Взрыв! Через несколько секунд ещё два – контрольных. Тихо. Тишина аж звенит. Поднимаюсь на локти. Земля с меня сыплется. Сплёвываю кровь. Откуда? Ощупываюсь – цел. Кровь – моя. Взрывная волна долбанула. По науке – мгновенная компрессия. А Немтырь?
Рядом лежит. Головой вниз. Вся спина в крови, парит. Ногу по сапог срезало. Перетягиваю жгутом, переворачиваю.
– Хреново мне, Дед.
Кровь у него идёт горлом. Это хреново! Его взрывом ещё хлеще меня шибануло. Белеет на глазах.
– Пулемёт!
Выглядываю. Наша бывшая огневая – парит и воняет взрывчаткой. Кучно положили. И много. Не жадные – не экономят. А вот и скрученный кусок металла.
– Пипец твоему уёжищу, Немтырь, – говорю ему.
– Как и мне. Ты, Дед, зря меня обидел. Бухаю я, но я не сука! Слышишь, ты! Я не сука!
– Я знаю, брат! Жил ты паскудно, а смерть принял достойно. Покойся с миром.
Вижу лямку своего рюкзака, тяну. Воняет спиртом. Точно – рюкзак посечён, фляга смята, пробита. Но не весь спирт вытек. Поворачиваю пробоиной вверх, чтобы не тёк, откручиваю, приставляю к губам Шестакова. Жадно пьёт. Глаза его всё увеличиваются – это же спирт. Он обжигающе сушит. Сейчас глаза из глазниц выпрыгнут. Кашляет, задыхаясь. Кашель моего напарника переходит в агонию. Прижимаю его голову к груди, держу крепко, пока не перестаёт его корёжить.
Так в обнимку с Шестаковым и «завис», как тот комп с «винтом».
Из ступора меня вывел ротный. Он на пузе съехал в воронку, перевернулся на спину, осмотрел меня, Шестакова.
– Пулемёт?
Я покачал головой. Он вырвал из руки уже мёртвого Шестакова флягу, проливая, отхлебнул, занюхал рукавом и… ударил меня кулаком в скулу.
– За что? – удивился я.
– Что не уберёг! Он у меня единственный с самого начала! Был! Гля! Сука!
Матерясь, ротный, пробуксовывая, вылетел из воронки, скрылся.
Удар ротного поставил мне мозги на место. А что я завис? Как обычно – смерть вокруг меня. Только смерть – эта мысль зацикленно металась в голове. Тот же заколдованный круг, что преследует меня.
Так война же, ёпте! И я не где-нибудь на второй, третьей – шестнадцатой линии. Всегда в самой гуще. В самом замесе. Что сам ещё жив – чудо. И кто в этом чуде виноват – знаю. Он меня сюда и отправил. С заданием. Только не сказал, каким. Что-то я должен сделать. А что – непонятно.
Поэтому что? Потому делай, что должен. Ты кто? Боец переменного состава. Так иди, воюй! Переменяй состав!
ППШ цел. Оттряхнул, продул. Гранаты – вещь! Патроны немецкого стандарта – больше без надобности. Скатку с шинелью и плащом – через плечо. Ну, готов к труду и обороне! Где меня не ждут?
Мышкой полевой, от кочки к кочке, от ямки к ямке, надолго замирая, прячась, ползу мимо боя через поле боя. У них, конечно, весело. Но я хочу миномёты! Месть
