– У меня мало времени. Если я буду слишком долго вытягивать из тебя правду, его может не хватить на остальных раненых. – Она обвела глазами палату.
Тактический ход оказался действенным. Палата загомонила:
– Вот крест истинный: ничего не видел…
– Ночью дело было, я спал…
– За винищем небось бегал; и посейчас аж досюда разит. А с костылями до Моисейкина шинка не дойтить…
Слово было сказано. А унюхать перегар мог бы даже человек, вообще не обладающий магическими способностями.
Интонации голоса Марьи Захаровны стали ещё жёстче.
– Значит, ходил без костылей. – Вопросительные интонации тут и рядом не пробегали. – А ведь насчёт этого говорила тебе.
Семирылов пребывал в твердейшем убеждении, что если повиниться, то высекут, самое большее, и никакого иного наказания не последует. Посему он залился слезами и зачастил:
– Богу виноват, Марь Захарна, попутал лукавый, захотелось хлебного винца, походил чуток без костылей, больше не буду…
Одновременно с этой прочувствованной речью солдат истово крестился. Но адвокатские выверты были оборваны прокурорским голосом:
– Ты испортил мою работу. Теперь её начинать почти что наново и тратить силы на это. Я могла бы спасти ещё одного раненого. Ты не дал этого сделать…
Палата, и без того молчавшая, обратилась в одно большое ухо.
– …так что походи-ка с той ногой, что есть.
– Мария Захаровна, клятва врача запрещает отказывать кому бы то ни было в медицинской помощи.
Сказано было отчётливо и весомо. Все повернули голову на этот уверенный баритон. В дверях стоял доктор Пирогов. Мариэла вознесла брови высоко вверх:
– Помилуйте, Николай Иванович, да разве я отказывала в лечении? Вовсе нет.
Кое-кто в палате украдкой обменялся взглядом с соседом. Семирылов воспарил духом в небеса.
– Наоборот, я обязательно буду лечить эту ногу – после того как вылечу всех остальных раненых и больных. – И милейшая улыбка в придачу.
– И этого сколько ждать? – туповато поинтересовался любитель выпить.
– Да откуда мне знать? – последовал встречный вопрос. – Может, пару месяцев или даже больше. А если учесть само лечение, то все три.
Семирылов явно всё ещё не понимал, что низринут в бездну.
– Так что же, я три месяца ходить не буду? Не по правде это!
– То есть как это «ходить не буду»? – картинно удивилась женщина. – Костыли – вот они.
Пирогов не нашёлся с ответом. Сказать по правде, он не очень-то трудился подыскивать возражения. Многоопытный хирург прекрасно знал, что бывает от пренебрежения врачебными наставлениями, и удалился.
В полном молчании Мариэла подновила все прочие конструкты и вышла.
Семирылов сделал последнюю отчаянную попытку оправдаться:
– Всё равно она ведьма! Колдует на православных!
Боцман взял свои костыли и поднялся. Ногу ему пока что предстояло беречь, но руки пребывали в полном порядке. Каждая из них оканчивалась кулаком размером с небольшую дыню. Один из них и был продемонстрирован незадачливому инквизитору.
– Это видел? Вот ещё раз чего тявкнешь про матушку Марью Захаровну, так познакомишься… – Сергеич не уточнил последствия этого знакомства. – И притом она-то как раз православная, в церкву ходит, не чета тебе.
– Так я не хотел…
Со стороны других обитателей палаты последовали несколько комментариев, нецензурных по форме и угрожающих по содержанию.
По приказу командира «Морского дракона» его старший помощник подыскал подходящий баркас: шестнадцативёсельный (хотя предполагалось, что они не понадобятся), без течей, с возможностью установки мачты (что Мешков также полагал излишним). Это плавательное средство вполне могло вместить человек десять с изрядным грузом или же вдвое больше, но без такового.
Капитан Риммер совместно с магистром Тифором составили проект и смету. Иномирский моряк категорически настоял на возможности включать «Гладкую воду», дескать, в противном случае на большой скорости баркас будет крепко бит волнами и он может дать течь. На это никто не возразил. После некоторых споров движки решили делать работающими лишь на прямой или задний ход, то есть без возможности поворотов с их помощью. Это упрощало конструкцию. С той же целью рулевое управление решили оставить родным (это был классический румпель). Ради форсажа добавили носовой вертикальный движок и, соответственно, возможность выхода на глиссирование. Но давать даже примерную оценку скорости Риммер категорически отказался, ссылаясь на недостаток опыта.
Семаков понимал, что кратким приказом отделаться нельзя и постарался объяснить задачу боцманмату:
– Вот что, братец: наш корабль я собираюсь занять чем-то поважнее, чем просто перевозка боеприпасов. Например, пощипать вражьи корабли. А потому: видишь тот баркас?
Означенное плавательное средство как раз перегнали поближе к «Морскому дракону».
– Так точно!
– Так вот, тебе предстоит стать капитаном его и доставлять боеприпасы из… ну, ты знаешь откуда… к пирсу, а уж на укрепления будут перевозить сухопутными средствами. В помощь получишь десяток матросов, больше дать нельзя, туда ещё груз брать. От тебя и этого баркаса вся оборона Камчатского люнета, да и редутов зависит. Попомни мои слова: дело может оказаться опасным.
– Вашбродь, ну зачем так-то говорить?..
– Эх, братец, вооружить нам это корыто, считай, нечем. Даже гранатомёт на него поставить… впрочем, разве что лёгкий, да гранат к нему с два десятка, только чтоб отбиться… Ладно, это я ещё переговорю. Но основное твоё оружие будет скорость, это мы тебе постараемся обеспечить. И темнота в помощь. Справишься – всех к крестам представлю, а тебе пробью чин боцмана. Думаю, его превосходительство не станет возражать.
К большому удивлению всех, кто наблюдал за процессом, команда из двух иноземцев (рыжего и моряка с немецким именем) справилась с установкой того, что они называли «движками», за считаные часы. Помпу устанавливать не стали. Зато не пожалели лишних десять рублей и поставили кристаллик защиты от негатора.
Боцман не был бы боцманом, не попытайся он выторговать в пользу своего кораблика хоть что-нибудь.
– Ваше благородие, уж если не гранатомёт, так хотя бы ружьишки нам подкинуть…
– Оно, конечно, можно. Скажем, два или даже четыре. Да только вот беда: стрелять-то кто из твоих умеет?
– Да я как-нибудь спроворю…
– Нет уж, братец, «как-нибудь» тут нельзя. Ладно, попрошу хорунжего, авось он даст кого из своих в учителя по ружейному делу. Но ненадолго! За день твои стрелки должны навостриться!
На следующий день винтовки прибыли (все четыре). Неболтай выделил наставника – солидного вида вахмистра. Тот, проявив опыт, сумел внушить не особо опытным матросам самые основы обращения с винтовками.
Предстояли ходовые испытания. На них назначили лейтенанта Мешкова. Тот должен был дать основные уроки Кроеву.
– Есть!!!
Слово было произнесено на маэрском, которого унтер-офицер Синяков не знал, но уж интонацию угадал безошибочно. Да и любой на его месте подумал бы то же самое. Учёный барин сиял улыбкой и с очевидностью был доволен сверх меры. Раньше у него, видно, всё шло наперекосяк, а тут получилось.
Вывод оказался верным. Рыжий достал листик бумаги и карандаш, быстро начертал записку на чужом языке и приказал:
– Иди, братец, в госпиталь, там… Хотя нет, отыщи караульного у входа, – Тифор вспомнил, что Синякова просто не пустят в госпиталь как негатора, –
