Под окном находилось глубоко ушедшее в пол колесо с ручкой. Он попробовал его сдвинуть и почувствовал, как под ногами задрожали доски. Должно быть, раньше весь этаж можно было вращать. Функция помещения была совершенно очевидна: Стриммер стоял в обсерватории, которую построили сотни лет назад.
Он спустился и снова вернулся с влажной тряпкой и лампой помощнее. При свете обнаружились новые детали: с девяти стульев из двенадцати были стерты инициалы, которые остались только на трех. «И.С.», «М.С.», «Т.Ф.» — предположительно, все они принадлежали ученикам.
На вращающемся участке, где, скорее всего, прежде размещался телескоп, Стриммер обнаружил кое-что еще. Между двумя половицами была вставлена небольшая деревянная планка площадью не более восьми квадратных дюймов. Столетняя пыль сделала ее практически невидимой, но влажная тряпка помогла выявить тонкий мозаичный узор: солнце и две луны вокруг инициалов «Г.Г.» и креста под ними. С увеличительным стеклом Стриммеру удалось разглядеть в углу крошечную монограмму из переплетенных инициалов «И.» и «М.». Он решил, что три сохранившиеся пары инициалов принадлежали друзьям-студентам, поскольку помеченные ими стулья стояли рядом. Он решил также, что сохранение их инициалов свидетельствовало о невиновности в том проступке, который, должно быть, совершили остальные ученики, чьи имена были стерты.
Крест на встроенной планке указывал на место поминовения, вероятно, их учителя. «И.» и «М.» соответствовали первым инициалам двух оставшихся учеников. Возникшая догадка показалась Стриммеру скорее волнующей, чем зловещей: не была ли провинность большинства как-то связана со смертью их учителя?
Стриммер вдруг обратил внимание на легкую шероховатость на полу. Потолочные балки его кабинета зеркально отражали пол обсерватории, только пустоты были заполнены не штукатуркой, а половицами. Одна из досок расшаталась, и ее краешек торчал немного кверху. Стриммер встал на четвереньки и попытался ее приподнять. В скрытом под половицей тайнике лежала книга.
Тисненое позолотой название на корешке звучало таинственно: «Книга римских рецептов». Единственным намеком на личность неизвестного автора являлась довольно мрачная ксилография, изображавшая дьявола, который восседал на резном стуле с очередной монограммой под ногами. Положение тела — локоть упирается в колено, рука на подбородке — говорило о том, что это мыслитель, а по уверенному взгляду можно было судить о больших амбициях автора. В редких случаях Стриммер уже прибегал к помощи старинных научных трудов из подвала Ротервирдской библиотеки. По его оценкам, этой книге было не меньше нескольких сотен лет. На внутренней стороне обложки он обнаружил надпись от руки мелким шрифтом — чернила выцвели до лиловато-коричневого цвета:
ИГеройИПолныйБесТиранаОн перелистал страницы до тридцать второй, не обнаружив ни единого слова ни на одной из них. На каждой изображались одинаковые, отдельно стоящие квадраты, разлинованные на манер нотной тетради, только линий было не пять, а шесть, и они шли вертикально. В каждом квадрате — правда, всегда на разных линиях и в разных местах — было нарисовано по четыре цветных круга красного, белого, синего и коричневого цветов. И под каждым квадратом с одной стороны изображались некие существа или части тела (голова мальчика, коготь, перо) а с другой — их сочетание. Изящно прорисованные гротескные чудища танцевали на полях: кто с хвостами, кто с когтями или крыльями. Кроме того, на нескольких страницах были представлены стихии: огонь, молния, вода. Исключение составляла последняя страница, где под квадратами виднелись силуэты обычных с виду людей: солдата, служанки, шута и прочих типичных персонажей. Все рисунки были выполнены с необыкновенным мастерством, а цвета сохранили яркость, но, если не считать заголовка на обложке, в книге не было ни единого слова.
Может, это песенник, составленный по какой-то давно утерянной нотной грамоте? Но если так, зачем кому-то понадобилось его так тщательно скрывать? Какое-то время Стриммер размышлял о вероятности того, что диаграммы могли иллюстрировать ранние исследования ДНК, основополагающих частиц жизни, но нарисованные чернилами части тел и чудовищные гибриды людей, животных, птиц и насекомых казались чем-то фантастическим.
Стриммер сомневался, что книга могла представлять какую-нибудь ценность в наши дни, разве что из-за своей древности и мастерства художника, но таинственное название, загадочная подпись и иллюстрации подогревали его интерес. Стриммер вернул книгу на место, на всякий случай закрепив половицу получше. Он не забыл об исчезновении Фласка.
По пути домой Мармиона Финча распекала жена — за излишнее сближение с женщиной в два раза моложе его (Орелией Рок) и недостаточное сближение с новыми влиятельными членами ротервирдского сообщества (Сликстоунами). Наконец ему удалось укрыться в архиве. Представление Валорхенд впечатляло своим стилем и дерзостью, но Финча в первую очередь заинтересовал скрытый в нем посыл. В поместье жил великий ученый — что это за ученый? Был ли он владельцем зловещих книг в черном переплете или хозяином правильных книг в бежевом? А может, ему принадлежали и те и другие? Был ли он тем самым человеком, который открыл таинственную угрозу, заставившую грозную Елизавету Первую оставить Ротервирдскую долину разбираться со своими делами самостоятельно?
Финч пробежал пальцами по золотой цепи у себя на шее. Призрак… поезд… время… перемены…
8. Расплата и прощение
Горэмбьюри обычно получал распоряжения через подчиненного, и поступали они в записках свирепой секретарши мэра, безоговорочный стиль которой вполне соответствовал сноркеловскому: «Налоговые поступления за прошлый месяц. Стол С. Немедленно!», или: «Рикша мэра. Облезла краска. Предпринять меры!»
В сегодняшнем приказе тоже нашлось место привычному восклицательному знаку: «Кабинет С. 10 утра, не опаздывать!»
Секретарша, с зачесанными назад волосами и бровями в виде нарисованных черным карандашом ниточек, коротко кивнула Горэмбьюри в знак одобрения — тот пришел вовремя. Она поднялась, разгладила юбку и открыла дверь.
Только было во всем этом что-то чудовищно неправильное. Его не заставили ждать.
Массивный двойной стол Сноркела стоял посреди синего ковра, точно корабль в море. Сноркел протянул ему выписку из банка — с личного счета Горэмбьюри, на которой розовыми чернилами было подчеркнуто зачисление в три гинеи.
— Ну?
Горэмбьюри уставился на выделенную строку, слишком удивленный происходящим, чтобы возмущаться вторжением в свою личную жизнь.
— Три гинеи? Понятия не имею, что это. Я никогда не принимаю денег от незнакомцев.
Горэмбьюри мог добавить, что незнакомцы денег ему никогда и не предлагали. Они с Мармионом Финчем считались самыми неподкупными горожанами.
— Не ври
