Имоджин недолго было позволено обдумывать то, что она увидела. Элизабет вдруг резко повернулась, словно бы услышала что-то. Детский взгляд принялся шарить по полянке, пока не остановился на Имоджин.
– Лисичка, – прошептала Элизабет. – Пришла, значит. – Имоджин почувствовала, что взгляд Элизабет держит её. Лапы словно паралич разбил. Элизабет подошла поближе, подол её платья тащился по мокрому снегу. – Иди сюда, лисичка, я сожгу тебя, как твою мать сожгла. – Тепло разлилось по телу Имоджин. Она тяжело задышала, не в силах шевельнуться, когда палец Элизабет отыскал мягкую впадинку у неё за ушами и принялся легко поглаживать её. – Жизнь полна маленьких неожиданностей и поворотов. – Элизабет прекратила свои гипнотические поглаживания и шлёпнула Имоджин по морде так сильно, что у той зубы лязгнули. Она схватила Имоджин за загривок. – Гори, лисичка, – цедила, брызгая слюной, Элизабет. Имоджин впилась зубами в руку девочки. Чудом этого вполне хватило. Она вывернулась из хватки маленькой ручки, скакнула на землю и побежала. Вслед ей летел смех Элизабет.
Имоджин бежала по оленьей тропе через лес. Небо за облаками начало светлеть. Пока она слушала странный разговор, температура вокруг неуклонно падала, и теперь вновь пошёл снег. Меж деревьев сыпалась искрящаяся пыль. Над головой каркали вороны. С веток слетали льдинки. Толчки по колкой земле отдавались болью в лапах. Она замедлила бег до трусцы только тогда, когда убедилась, что далеко ушла от Элизабет и её спутника. Оленья тропа вывела её из леса к покосившемуся забору из проволочной сетки. Что-то вроде плана сложилось у неё в уме. Она будет искать старый дом, который раньше видела, и посмотрит, не укрылся ли в нём Мох. Она представления не имела, что делать дальше, но по крайней мере она будет рядом с ним.
Забор был слишком высок, чтобы его перепрыгнуть, и она стала искать лазейку снизу. И нашла. То был низкий, по размеру тела, лаз, глубоко уходивший сквозь снег и траву, густо росшую возле забора. Наверное, дыру проделали кролики. Недолго думая, она скользнула в лаз. И сразу же осознала свою ошибку – едва петля капкана захлестнула ей тело. Чем больше она билась, тем туже затягивалась петля.
Прошли часы. Одно время свет стал ярче. Наметало снег. Имоджин лежала на брюхе, не в силах высвободиться. Трава вокруг неё покрылась кровавой кашицей. Пытаясь перегрызть проволоку, она порезала себе язык и десны. Дышать стало тяжело. Она хватала воздух маленькими глоточками. Попробовала выскочить из своего лисьего тела, так же как выпрыгнула из своего собственного. Но умения делать этот трюк у неё не было – возможно, боль до того не давала сосредоточиться, что она больше не могла вообразить себе этого. Она попала в капкан.
Ночью сзади раздались шаги по скрипучему снегу. Имоджин ослабела настолько, что голову не могла поднять. Она просто заскулила и вздёрнула уши. С другой стороны лаза подошёл паренёк. Он был закутан в латаное пальтишко и шарф. За собою тащил санки, на которых смёрзшейся кучей лежали тушки кроликов, норки и ещё одной лисицы. На передке санок стоял фонарь, отбрасывавший дикие тени. Движения мальчишечьего тела говорили, что он не чаял найти живую животину, пусть и настолько близкую к смерти. Двигаясь крадучись, как будто она могла улизнуть от него, паренёк отпустил санки и прижал к плечу ружьё. Прицелился тщательно и нажал на спусковой крючок.
– Ты всё ещё любишь меня? – спросила Имоджин.
– Да, – ответил Мох.
Карты и легенды
Ночью ветер с юго-запада принёс оттепель. Их разбудило журчание воды от таявшего льда. Мох выпутался из объятий Имоджин и покинул тепло постели, чтобы выглянуть в окно. Тропинка за домом через поле, ещё накануне утоптанная в снегу, теперь была полоской красноватой земли. Мальчик на пони и мужчина, шагавший сбоку, направлялись к дому.
– У нас гости, – сказал Мох, пряча оцелус в карман.
– Меня зовут Джэнсон. Мы пришли сюда отвести вас к Мэй. – Мужчина был рыжеволосым. Раздавленный ноготь на большом пальце левой руки переливался густыми оттенками чёрно-синей сливы. Одет он был в рабочую одежду – крестьянскую одежду. На его домашней вязки свитере было полно видимых прорех, на ногах ботинки военного образца. Взгляд тощего мальчика, сопровождавшего его, был неотрывно устремлён на гривку пони. У него была бледная кожа домашнего затворника, по которой от скулы к уголку рта бежала голубая жилка. На голове волосы, словно молочайный шёлк, колыхались под дуновением ветра. Мальчик был слеп. Когда он заговорил, Джэнсон поправил на его плечах соскользнувшее одеяло.
– Пойдёмте с нами, – сказал мальчик.
Все они повернулись, когда из дома вышла Имоджин. Волосы у неё были нечёсаны, веки всё ещё припухали ото сна. Она обернулась в одеяло. Джэнсон, казалось, ощетинился, увидев все эти подробности. Осмотр свой он остановил на её длинных ногах, где кончик татуированного зелёного щупальца заканчивался завитком.
– Зачем? – спросила Имоджин.
– Сейчас дойти легче, пока снег тает, – сказал Джэнсон.
– Куда направляемся? – поинтересовался Мох.
– В Дубовый Дворец. Так решило собрание. Умелец Ворон сказал, что никакого вреда от этого не будет. Там считают, что вы должны прийти взглянуть на карты. – Глаза Джэнсона так и буравили Имоджин.
– Всё в порядке, господин Джэнсон? – спросила Имоджин.
– Да вот, мальчишка. Он просил куклу. Мэй сказала, что, может, он и получит одну за то, что пришёл.
– Куклы, – произнёс мальчик.
Имоджин повела пятнистого пони с мальчиком, Лютером, на нём, а Мох с Джэнсоном пошли сзади. Лютер под своим одеялом крепко прижимал к себе куклу так, чтобы деревянное лицо с глазами из чёрного коралла высовывалось, словно второй наездник. Моху лицо куклы некстати и неприятно напоминало лицо Агнца. Мох с Имоджин уложили всё, что смогли, в котомку Моха и сумку. Возвращаться в дом кукольника им было незачем. Путь до деревни занял несколько часов. Всё это время Лютер говорил с Имоджин, не умолкая. Джэнсон сказал мало. Он, похоже, был человеком практичным: заметил, что добрый рабочий день пожертвовал на то, чтобы привести чужаков. Единственным его желанием было отделаться
