Со дня основания замка и до начала этого века всех людей из рода Виндхунд после смерти размещали в склепе, который находился в подземельях, в то время как простолюдины ложились под корни поминальной рощи.
Антуан помнил, как в детстве их с младшими братьями водили в склеп и рассказывали о жизни и деяниях их пращуров. Вендель и Клемент боялись мертвых, а Антуан – нет. Живые всегда пугали его больше.
Они лежали на каменных постаментах, сжимая в руках символы их прижизненных занятий. Большинство прожили жизнь воинов, они покоились вместе со своими мечами. Но среди них были и те, кто выбрал иное поприще. По традиции их лица и кисти покрывались тонким слоем воска, повторяющим каждую жилку и морщину, а потому сохранялись нетленными, тогда как остальное тело гнило, иссыхало и проседало под весом одежд и регалий.
Последние из Виндхундов обрели покой иначе: урны с прахом украшала тонкая роспись со сценами их жизни. Так опочили родители его матери и ее старшая сестра, утонувшая в юности.
Но Фландр принадлежал другому веку, и его полуистлевшее тело с живыми руками и лицом занимало свое каменное ложе. Цепь и ключ остались с ним и после смерти – они лежали в провалившейся грудине, укрытые ворохом некогда роскошных одежд, а ныне тряпья. Стараясь не вдыхать резкий запах тлена, Антуан дернул цепочку так, что позвонки в шее скелета тихо скрипнули, голова качнулась и вернулась в прежнее положение.
Он забрал ключ по праву истинного наследника.
Не чуя под собой ног, Антуан вновь пересек весь замок и взлетел на вершину западной башни, готовый к любым чудесам, что ждали его в ларце. В горячке поисков Антуан забыл о еде и питье. Одержимость внушала ему, что внутри он найдет ответы на свои самые главные вопросы.
Его рука не дрогнула, и, когда он вставил и повернул ключ, замок покорно захрипел и крышка отворилась.
Антуан не знал, что именно увидит, поэтому кипы пожелтевших бумаг, прошитых суровой ниткой и в свитках, не разочаровали его, а возбудили еще больший интерес. Он взялся за первую импровизированную тетрадь: она состояла преимущественно из гравюр с бисерными подписями. Лев, пожирающий солнце; девушка с кувшином в руке и звездой во лбу; дракон с глазом, горящим яростью, кусает собственный хвост. На обороте каждого листа старинные руны перемежались с неизвестными знаками из дуг, кругов и полос. Хватит ли жизни, чтобы узнать, что за ними сокрыто? У Антуана было не так много времени. Он продолжил поиски.
Наконец ему повезло, и в его руках очутился альбом в обложке из розовато-коричневой кожи с уголками, укрепленными медью. Это был лабораторный журнал Фландра фон Виндхунда, куда тот записывал свои мысли о человеческой природе, толкование трудов других алхимиков, преимущественно александрийских, и ход собственных экспериментов. Некоторые страницы озаглавливались красными чернилами: «Великое делание». Последняя запись была датирована концом прошлого века. Антуан взял альбом с собой, готовый впитать заключенные в нем знания.
Через несколько часов чтения глаза молодого человека привыкли к мелкому убористому почерку, и перед ним начала раскрываться настоящая сущность ученого. Этот озлобленный старик открыл ему мир тонких тел, видимый лишь избранным. У Антуана перехватило дыхание от иллюстраций, нарисованных рукой предка.
Уроды всех мастей разукрасили собой страницу: кривые, с гипертрофированными руками, языками и кричащими пастями в животах – все они были, по мнению Фландра, лишь людьми, но в истинном обличье, аллегорически отображающем их недостатки и пороки. Без капли сочувствия он изобличал род людской в ничтожности и звероподобности их желаний и влечений. Каждое его слово вызывало у Антуана глубокий отклик понимания, он чувствовал с этим голосом из прошлого больше общего, чем когда-либо с матерью, отцом или любым из братьев. Даже с Агнесс, которая во всем его поддерживала.
«Каждый из изъянов тонкого тела нуждается во врачевании, столь же выверенном, что и другие хвори, – писал Фландр. – Кривизна должна быть выпрямлена».
Далее следовали подробные описания опытов над слугами, которые он проводил, разумеется, без их ведома. Он составлял различные снадобья, чьим назначением было искоренить тот или иной недуг, заметный только сведущему алхимику, и подмешивал слугам в питье. Некоторые из рецептов были перечеркнуты десятками раздраженных линий, а некоторые дополнялись подписью «верно».
Антуан все больше уверялся в том, что он видит в людях то же самое, что некогда замечал его прапрадед, и его видения – не что иное, как истинный лик мятежных подданных. Наконец, он увидел то, что уже и не надеялся найти, и на лбу Антуана выступила испарина. Очередная страница гласила: «Да прозреют незрячие!»
***Фердинанда Спегельрафа можно было назвать человеком рациональным, но когда дело касалось семьи, ему было свойственно винить в неудачах других людей, а именно собственных детей. Поэтому он всем своим видом показывал, что у него больше нет сына, который потерпел сокрушительное фиаско на пути к трону.
Антуану это было только на руку. Он наконец освободился от обязательных бесед о политике и придворном искусстве манипуляции – вещах, ему чуждых. Теперь его занимали более важные материи.
Все дни он проводил в лаборатории Фландра, кое-как очистив ее от грязи и выпроводив всех непрошеных обитателей. Жарко полыхала растопленная дровами и растительным маслом печь для дистилляции. Реторты и колбы вновь обрели свой смысл. Он пытался повторять опыты прапрадеда, от простейших до сложных. Некоторые из ингредиентов ему удалось раздобыть на кухне, а многие травы обнаружились в саду и на опушке леса. Антуану приходилось по нескольку раз сверяться со старинным травником, чтобы выбрать нужное растение. Кое-что нашлось в самом кабинете, но от нескольких рецептур пришлось отказаться из-за недоступности таких вещей, как желчь оленя и тому подобных.
Первый восторг он испытал, когда снадобье «от непомерного обжорства» начало соответствовать описаниям по цвету, запаху и консистенции. У Антуана не хватало духа испробовать его на ком-то, кроме себя, и он добавил несколько капель микстуры во флягу с водой, которую носил с собой повсеместно. Его и без того слабый аппетит совсем исчез на пару дней. Это был триумф, завершившийся обмороком. Для следующих рецептов Антуан решил ограничиться лишь сходством с требованиями из журнала.
Позже он приготовил составы «отсекающий руки вору», «связывающий болтливый язык» и «затыкающий любопытные уши» и чувствовал, что его мастерство растет день ото дня. На исходе августа он почувствовал, что готов к самому главному, к тому, зачем судьба привела его в эту лабораторию, – к эликсиру прозрения. Антуан подготовился заранее, так как большинство трав для этого дела нужно было собирать в середине лета: белладонна
