– Я выплевываю детей, как косточки, – успокаивающе проговорила она. – Сколько времени уйдет на то, чтобы убить людей Харальда?
– Месяц? – предположил я.
– Я успею родить, – сказала она, и я прикоснулся к амулету в виде молота Тора на шее.
Гизела, улыбнувшись, снова попыталась меня успокоить:
– С родами мне везет. – Это чистая правда.
Ее роды проходили довольно легко, и все три наших ребенка выжили.
– Ты вернешься и найдешь нового плачущего младенца, что приведет тебя в раздражение.
Я усмехнулся и подтвердил, что так оно и будет, после чего вышел на террасу, раздвинув кожаные занавеси.
Было темно. На дальнем берегу реки светилось несколько огней – там, где крепость охраняла мост, – и в воде отражалось дрожащее пламя. На востоке в прорехе между облаками появилась розовая полоска. Река бурлила, прорываясь под узкой аркой моста, но в остальном в городе стояла тишина. Время от времени лаяли собаки, с кухни порой доносился смех.
«Сеолфервулф», пришвартованный в доке рядом с домом, поскрипывал под легким ветерком. Я бросил взгляд на берег ниже по течению, туда, где поставил на окраине города небольшую башню из дуба. На этой башне день и ночь вели наблюдение, высматривали увенчанные головами чудовищ суда, явившиеся атаковать лунденские пристани. Но на вершине башни не пылал предупреждающий огонь. Все было спокойно.
Датчане в Уэссексе, но Лунден пока отдыхал.
– Когда все закончится, – донесся голос Гизелы из дверного проема, – может, нам стоит отправиться на север?
– Да, – согласился я.
Потом повернулся и посмотрел на ее красивое длинное лицо и темные глаза. Гизела была датчанкой и, как и я, устала от уэссекского христианства. Человек должен иметь богов, и, может быть, есть какой-то смысл в вере в единственного бога, но зачем выбирать такого, который слишком любит бич и шпоры? Христианский Бог не стал нашим богом, однако нам приходилось жить среди народа, боявшегося его и осуждавшего нас за то, что мы поклоняемся другому божеству. Но я принес Альфреду клятву верности, поэтому оставался там, где он требовал.
– Он не может долго прожить, – заметил я.
– А когда король умрет, ты будешь свободен?
– Больше я никому не давал клятв, – ответил я, и ответил честно.
По правде говоря, я дал еще одну клятву, и она могла меня разыскать, но той ночью мои мысли блуждали так далеко от нее, что я верил: мой ответ Гизеле правдив.
– А когда он умрет?
– Мы отправимся на север, – сказал я.
На север, обратно к моему отчему дому рядом с морем Нортумбрии, к дому, который узурпировал мой дядя. На север, к Беббанбургу, на север, к землям, где язычники могут жить без того, чтобы к ним непрерывно приставали с распятым христианским Богом. Мы отправимся домой. Я служил Альфреду достаточно долго, но хотел домой.
– Обещаю. Клянусь, что мы отправимся домой.
Боги засмеялись.
* * *Мы пересекли мост на рассвете – три сотни воинов, полторы сотни мальчиков, которым полагалось заботиться о лошадях и нести запасное оружие. Копыта громко стучали по импровизированному настилу, когда мы ехали в сторону дымов, говорящих о том, что в Уэссексе орудуют грабители.
Преодолели широкое болото, где во время прилива среди тонкой травы темнели лужи речной воды, и взобрались на покатые холмы.
Я оставил большинство людей гарнизона в Лундене, взяв только личные войска, воинов, давших мне клятву верности, бойцов, которым доверял свою жизнь. Из таких я оставил в Лундене шестерых, чтобы они охраняли мой дом. Ими командовал Сердик – он был моим боевым товарищем много лет и чуть не плакал, умоляя взять его с собой.
– Ты должен охранять Гизелу и мою семью, – сказал я ему.
Поэтому Сердик остался, а мы поехали на запад по тропе, истоптанной овцами, которых гнали в Лунден на убой.
Мы видели, что люди слегка паникуют. Они все время посматривали на далекий дым, и таны выставили дозорных на крышах домов и на возвышенностях среди деревьев.
Не раз и не два нас принимали за датчан, и люди в ужасе бежали к лесам, но, как только выяснялось, кто мы, возвращались. Им полагалось гнать свой скот к ближайшему бургу, если будет угрожать опасность, но люди всегда неохотно покидают свои дома.
Я приказывал целым деревня́м брать скот, овец и коз и отправляться в Сутриганаворк, но вряд ли они послушались. Крестьяне предпочитали выжидать до тех пор, пока датчане не начнут дышать им в шею.
Однако датчане оставались на юге, поэтому, возможно, народ рассудил правильно.
Мы сами свернули к югу и поднялись повыше, ожидая в любой момент увидеть захватчиков. Я послал далеко вперед разведчиков, и наступила уже середина утра, когда один из них дал сигнал, помахав красной тряпкой, – он увидел то, что его встревожило. Я погнал лошадь к вершине холма, но разглядел только деревню внизу.
– Люди бежали, господин, – доложил разведчик. – Увидели меня и спрятались среди деревьев.
– Может, они бежали от тебя?
Воин покачал головой:
– Они уже паниковали, господин, когда я их увидел.
Мы оглядели широкую долину, зеленую, цветущую под летним солнцем. На дальней ее стороне возвышались лесистые холмы, а за ними столб дыма. Я видел маленькие поля, соломенные крыши деревни, дорогу, идущую на запад, мерцание ручья, извивающегося между лугами. Врага я не заметил, но густолиственные деревья могли прятать всю орду Харальда.
– Что в точности ты разглядел? – спросил я.
– Женщин, господин. Женщин и детей. Несколько коз. Люди бежали туда.
Он показал на запад.
Итак, жители покинули деревню. Разведчик мельком заметил спасающихся между деревьями, но теперь их и след простыл. Как и тех, кто заставил их спешить. В длинной широкой долине не видно было дыма, но это не означало, что людей Харальда там нет.
Я подхватил поводья лошади разведчика, повел ее вниз, чтобы мы не выделялись на фоне неба, и вспомнил тот день – много лет назад, – когда я впервые отправился на войну. Я был со своим отцом, который возглавлял фирд – людей, оторванных от своих крестьянских хозяйств, вооруженных по большей части мотыгами, косами и топорами. Мы шли пешком и представляли собой медлительную, беспорядочную армию. Датчане, наши враги, имели лошадей. Они вытащили корабли на сушу, и первое, что сделали, – это разыскали лошадей, а потом стали танцевать вокруг нас.
Мы извлекли из этого урок. Научились сражаться, как датчане, если не считать того, что Альфред теперь верил, будто его оснащенные гарнизонами города должны остановить вторжение Харальда, – а это означало, что в сельской местности Харальд получил полную свободу. Я знал – его люди будут верхом, но он вел слишком много человек, поэтому его грабящие округу отряды, без сомнения, все еще прочесывали окрестности в поисках лошадей. Наша первая задача заключалась в том, чтобы убивать этих грабителей и отнимать у них захваченных коней. Я подозревал, что одна из подобных банд
