– Итак, я буду королем Мерсии, – сказал мне Хэстен на следующую ночь, когда огромный зал снова был освещен огнем и полон пирующих.
– Только если ты сдержишь западных саксов достаточно долго, – предупредил я его.
Он махнул рукой, как будто эта задача была самой простой.
– Захвати бург в Мерсии, – посоветовал я, – и заставь их тебя осадить.
Хэстен вонзил зубы в гусиную ножку, жир потек по его бороде.
– Кто будет ими командовать?
– Эдуард, вероятно, но его советчиками будут Этельред и Стеапа.
– Они не ты, мой друг! – Хэстен ткнул меня в предплечье гусиной костью.
– В Мерсии мои дети. Позаботься о том, чтобы они остались в живых.
Хэстен уловил, насколько мрачен мой голос.
– Я обещаю тебе, – горячо сказал он. – Клянусь в том своей жизнью. Твои дети будут в безопасности.
Он коснулся моей руки, словно уверяя в искренности своих слов. Потом показал гусиной костью на Келлаха:
– Кто этот ребенок?
– Заложник из Шотландии.
Келлах появился неделю назад с маленькой свитой. У него было двое воинов-охранников, двое слуг, которые одевали и кормили его, и горбатый священник, который его учил. Келлах нравился мне. Он был крепким маленьким мальчиком, храбро встретившим свою ссылку. Он уже завел друзей среди детей в крепости и вечно сбегал с уроков горбуна, чтобы дико носиться среди укреплений или слезать по крутым откосам скал Дунхолма.
– Итак, от скоттов не будет беды? – спросил Хэстен.
– Мальчик умрет, если они хотя бы помочатся через границу.
Хэстен ухмыльнулся:
– Значит, я буду королем Мерсии, Зигурд – королем Уэссекса, Кнут – королем Нортумбрии, а как насчет тебя?
Я налил ему меда и мгновение молчал, наблюдая за человеком, жонглирующим факелами.
– Я возьму серебро восточных саксов и верну себе Беббанбург.
– Ты не хочешь быть королем какой-нибудь земли? – недоверчиво спросил он.
– Я хочу Беббанбург. Это все, что я когда-либо хотел. Я заберу туда своих детей, выращу их и никогда оттуда не уйду.
Хэстен промолчал. Не думаю, что он вообще меня слышал. Он благоговейно смотрел куда-то… На Скади. Она была в тускло-коричневой одежде служанки, и все равно ее красота сияла, как маяк в темноте. В тот миг я подумал, что мог бы украсть золотую цепь с шеи Хэстена и он бы ничего не заметил. Он уставился на Скади, и та, почувствовав его взгляд, повернулась к нему лицом. Их глаза встретились.
– Беббанбург, – повторил я, – вот все, чего я когда-либо хотел.
– Да, – рассеянно отозвался Хэстен. – Я тебя слышу.
Он все еще таращился на Скади. В этом ревущем зале никто больше для него не существовал. Брида, сидевшая дальше за высоким столом, заметила, как Скади и Хэстен встретились взглядами, повернулась ко мне и приподняла брови. Я пожал плечами.
В ту ночь Брида была счастлива. Она устроила будущее Рагнара, хотя ее влияние не было заметно. Однако именно ее амбиции подстегнули его, и эти амбиции должны были уничтожить Уэссекс и, рано или поздно, силу бича священников, которые так коварно распространяли повсюду свои убеждения. Мы все верили, что через год единственным христианским королем в Англии будет Эорик из Восточной Англии, а он перекинется на другую сторону, когда увидит, куда дует ветер. Вообще-то, Англии больше не будет, останется только Данланд.
Все это казалось таким простым, легким и открытым, что той ночью смеха, музыки арф, эля, товарищества никто из нас не мог предвидеть поражения. Мерсия была слабой, Уэссекс – беззащитным, а мы были датчанами, наводящими страх северными воинами с копьями.
А потом, на следующий день, в Дунхолм явился отец Пирлиг.
Глава 2
Той ночью разразился ураган. Он внезапно налетел с севера, первым его признаком был неистовый порыв ветра, пронесшийся по крепости. За несколько минут тучи закрыли звезды и в небе задрожали молнии.
Ураган разбудил меня все в том же доме, где я потел и замерзал во время своей болезни. Я услышал, как несколько тяжелых капель дождя упали на тростниковую крышу. Потом на крепость Дунхолм как будто обрушилась река. Небо бурлило, шум ливня был громче любого грома.
Я вылез из кровати, накинул на голые плечи одеяло из овчины, встал в дверном проеме и отодвинул в сторону кожаную занавеску. Девушка в моей постели заскулила, и я велел ей присоединиться ко мне.
Она была сакской рабыней, и я приподнял одеяло, чтобы набросить и на нее тоже. Девушка стояла, прижавшись ко мне, широко распахнув глаза в свете вспышек молний, пока мы наблюдали за ревущей темнотой. Она что-то сказала, но я не расслышал, что именно, потому что ветер и дождь заглушили ее слова.
Ураган налетел быстро и так же быстро прошел. Я наблюдал, как молнии уходят на юг, слушал, как стихает дождь; казалось, ночь затаила дыхание в тишине, сменившей раскаты грома.
Дождь стих, хотя вода все еще капала со свеса крыши, кое-где просачивалась через тростник и шипела на остатках огня.
Я подбросил новое дерево в тлеющие угли, добавил в очаг лучину, и пламя вновь взметнулось. Кожаная занавеска все еще была отдернута, и я увидел, как огонь загорелся в других домиках и в двух больших господских залах. То была беспокойная ночь в Дунхолме.
Девушка снова забралась в постель, завернувшись в овчину и меха, и наблюдала яркими при свете огня глазами, как я вытаскиваю из ножен Вздох Змея и медленно провожу им сквозь возродившееся пламя. Я сделал это дважды, не спеша омывая каждую грань длинного клинка. Потом вытер металл овечьей шкурой.
– Зачем ты это делаешь, господин? – спросила она.
– Не знаю, – ответил я.
Я и вправду не знал, знал только, что Вздох Змея, как и все мечи, был рожден в пламени, и иногда мне нравилось омывать его в огне, чтобы защитить то колдовство, что было вплавлено в оружие в момент его создания.
Я благоговейно поцеловал теплый металл и вложил обратно в ножны.
– Мы ни в чем не можем быть уверены, – пояснил я, – кроме нашего оружия и нашей смерти.
– Мы можем быть уверены в Боге, – тихо и настойчиво проговорила она.
Я улыбнулся, но ничего не сказал.
Заботит ли моих богов мое существование? Может быть, то было
