Подействовали скорее не слова, а резкая перемена тона. Недоверие, выморозившее было его глаза, сначала пошло разводами, теряя монолитность, а потом и вовсе вдруг скользнуло куда-то в глубь зрачков.
Дядя Вадим еще немного подавил меня взглядом, но получилось это уже не так убедительно, как раньше. Потом сделал полшага назад и медленно убрал руку с плеча.
– Вот как… – протянул с отчетливым скепсисом, – ну, объясняйся тогда.
Я пожал плечами:
– Ничего такого, за что вы могли бы набить мне морду.
Он ждал продолжения, но я умолк и теперь разглядывал мелкие крапинки шрамов на его левой щеке.
– Хм… – Дядя Вадим сделал уже полновесный шаг назад и покривился, рассуждая: – Вроде, парень, все с тобой хорошо, но что-то все равно не то… Ты учти. – Он дотянулся до меня рукой и несильно потыкал пальцем в грудь. – Я тебе, если что, Тому не прощу.
– Да если что, я и сам себе не прощу. – Я наконец отлип от стенки. – Вы не волнуйтесь: подличать не буду. А так… Жизнь с женщиной без слез – это как обеды без соли. А! – махнул я рукой. – Да что вам-то это рассказывать!
На миг на его лице проступила обескураженность. Потом он вновь принял невозмутимый вид. Помолчал, разглядывая мои носки, усмехнулся невесело и сказал:
– Ладно! Поживем – увидим. – Уселся в кресло и повелительно качнул подбородком в сторону другого: – Садись, поговорим о делах.
Я попытался разместиться с достоинством. Это было непросто: меня то тянуло вольготно раскинуться, то, напротив, съежиться на краю – харизма дяди Вадима продолжала действовать на меня угнетающе.
– Что там за невнятная суета в школе? – Он неопределенно пошевелил жилистой кистью и посмотрел на меня испытующе, будто по-прежнему в чем-то сомневаясь. – Объективки расширяют…
Я изыскал подходящую позу и даже смог вытянуть ноги. Теперь осталось решить, как докладывать. Корчить из себя рядового школьника, пожалуй, уже поздно, но и высовываться далеко из своей раковины тоже было бы опрометчиво.
– Про практикантку из США вы же в курсе? И про то, что ее опекают? – Я многозначительно посмотрел на дядю.
– Обычное дело, – откликнулся он и уточнил: – В смысле, что опекают – обычное. Вы-то тут при чем?
– У меня только гипотеза, – неуверенным тоном сказал я.
– Давай, – кивнул он.
– Мы с этой практиканткой тесно пересекаемся. Она помогала нам с агитбригадой, поедет с нами на майские в поисковую экспедицию.
– Что за экспедиция? – Дядя Вадим заинтересованно подался вперед.
– По местам боев, на несколько дней.
– Вам это когда объявили? – Он был явно удивлен. – Мне Татьяна Анатольевна ничего об этом не докладывала…
– Да нет, – замотал я головой, – не объявляли. Это я предложил, после победы на районе, и вроде эта инициатива прошла.
– Кому предложил? – быстро спросил он.
– Да… – Я принял максимально простецкий вид. – Этой, новой, Светлане Витальевне, завучу по внеклассной….
– Ага… – В глазах у дяди Вадима мелькнуло какое-то свое понимание, и он повторил задумчиво: – Ага. Агаганьки… И эту американку, значит, туда же затащили…
– Да не затащили, – поправил я его, – она сама напросилась. При мне это было, в столовой.
– Странно. – Дядя Вадим откинулся на спинку кресла и посмотрел в окно, на купол собора. – Странно. Ты, – он мазнул по мне настороженным взглядом, – с этой Светланой Витальевной часто общаешься, да?
Я постарался выдержать нейтральный тон:
– Да нет, не особо. По агитбригаде она нам помогала тем, что не мешала сама и другим мешать не давала. Сейчас вот прорабатывает идею с этой поисковой экспедицией на майские. Как сказала, «по своим каналам».
– По своим каналам, – эхом повторил дядя Вадим, – понятно. Кстати, а что искать-то собираетесь?
– Останки, личные вещи, оружие, – отрапортовал я.
– Что?! – Он дернулся, словно получил шилом в ягодицу. – Что?!
– Останки, личные вещи, оружие, – повторил я ровно.
Он закрыл ладонями лицо и сидел так секунд пять, успокаиваясь. Когда отнял руки, взгляд его был недобр:
– Ты хоть понимаешь, что такое бесхозное оружие у школьников?
– Понимаю. Никакого бесхозного оружия. Никто нас одних или даже с педагогом не отпустит. Все будет по-взрослому: пара офицеров на руководстве, работаем во взаимодействии с местной милицией, транспорт подгонят, палатки и консервы выдадут.
– А как человеческие останки выглядят, ты представляешь? – Он попытался зайти с другой стороны. – Каково детям в них копаться? Там ведь не везде еще до костей успело…
– Ага, – зло усмехнулся я, – детям… Вы в этом возрасте, полагаю, и курили уже вовсю, и дрались до крови, а то и похуже.
Он зашипел как кот:
– Да при чем тут это!
– А вы взгляните, – предложил я, – на это с профессиональной точки зрения, как на форму идеологической работы. – Выдержал небольшую паузу и продолжил: – Из этого, если взяться за дело по уму, можно много взять. Да, это дело – не для всех. Будет большой отсев. Но вот те, кто останутся, – это будет очень, очень крепкий актив. Понимаете, – я начал непроизвольно горячиться, – из этого же можно сделать целое движение! Настоящий, живой военно-патриотический клуб в рамках ВЛКСМ вокруг этого закрутить! Мальчики будут приходить на военную романтику, девочки – на крепких настоящих мальчиков… Летом – экспедиции, с осени по весну – разбор материала предыдущей и подготовка к следующей…
– Спокойней! Спокойней, не гоношись ты так… Понял я тебя, понял. – Он поморщился, словно от зубной боли. – С вами, что ли, поехать? – задумчиво вопросил в воздух. – Сколько дней там запланировано?
– Со второго по восьмое.
– Ладно, – он тяжело вздохнул, – подумаю.
Встал и подошел к двери. Перед выходом обернулся и многозначительно постучал пальцем по наличнику:
– А с Томой смотри – я не шучу.
Дверь закрылась, но лишь секунд на пять. Потом распахнулась, и дядя Вадим опять появился в комнате. На лице его была непривычная растерянность.
– Заболтал ты меня, – покачал с укоризной головой, – я что хотел тебя предупредить… Агитбригада
