– Погодь, Михайла! – рыкнул воевода, внезапно поднимаясь из-за стола и взмахом руки обрывая музыкантов. – Дело у нас есть… Андрюха! Иди сюда!
Мишка, прекрасно понимая, что сейчас произойдет, тихо опустился на свое место и покосился на дядюшку, продолжавшего что-то беззаботно рассказывать сидящему рядом с ним купцу Григорию. Выступление Корнея Никифор проигнорировал, видимо, полагая, что ничего для себя интересного не услышит – десятники, вон, во всех местах зачесались, но это совершенно не его проблемы. А вот Григорий и Путята с интересом воззрились на воеводу. За женским столом прошелестел и тут же стих легкий шепоток. Сидевшая подле Анны Арина замерла и насторожилась.
Андрей оторвался от процесса поглощения пищи и вопросительно воззрился на деда: идти ему было никуда не надо, сидел он, как и все Лисовины, тут же – рядом с дедом.
– Чего смотришь? Вставай, говорю! – пророкотал Корней. – Долго ты ещё будешь яй… Кхе! – Корней покосился в сторону бабьего стола и поправился, – в затылке чесать? Женись! Я и то уже… После Рождества венчаюсь, а ты что?
Десятники при этих словах заметно расслабились, поняв, что выступление сотника им никаких неприятных сюрпризов не сулит, и одобрительно загудели. Григорий и Путята переглянулись, Аринина тетушка, сидевшая рядом с ней, расцвела, толкнула племянницу, что-то прошептав ей на ухо, а та вспыхнула, как девчонка. Никеша же, которого Мишка не выпускал из внимания, коротко хохотнул, не замечая, что соседи по столу покосились на него с легким недоумением, и на правах родича махнул рукой:
– Да хватит тебе, Корней! Который год одно и то же… Не смешно уже. Чего ты к парню пристал? Найду ему какую-нибудь…
– «Какую-нибудь» Пашке своему ищи, ядрена-матрена! – возмущенно рявкнул воевода. – Лисовинам абы какое не надобно! Придержи язык, а то не посмотрю, что ты родич – укорочу прямо тут…
Никифор попытался что-то сказать, но вдруг скривился, словно ему дернуло больной зуб, и скрючился за столом, ошалело глядя на невозмутимо сидящего рядом Путяту. А Корней снова повернулся к шевельнувшемуся было в сторону Никеши Андрею.
– Погодь, Андрюха, башку ему ты потом оторвешь. А пока с тобой решим. Негоже невенчанному. И перед родней новой неудобно. Тут все свои собрались, вот и того – как положено, давай… Арина! – рыкнул Корней, поднимая глаза на бабский стол. – Иди сюда!
Что там творилось на душе у молодой женщины – неведомо, но поднялась из-за стола она так, как будто всё заранее отрепетировала с воеводой. Спокойно, с чувством собственного достоинства и не опуская глаз прошла к столу и встала напротив возвышающихся надо всеми Корнеем и Андреем.
– Звал, Кирилл Агеевич?
Мишка невольно восхитился – владела собой Арина великолепно! Наверняка эмоции переполняли ее через край, но даже голосом молодая женщина их не выдала.
Никифор вдруг отчетливо икнул, но на него уже никто не смотрел.
– Андрюху ты и без слов понимаешь. Но для всех я за него спрашиваю, – провозгласил Корней, – согласна ли ты стать женой Андрея Кирилловича Лисовина и венчаться с ним в церкви?
Вот тут она не выдержала – коротко взглянула на Андрея, замершего по правую руку от Корнея, что-то прочитала в его глазах, вспыхнула, кивнула, но тут же опомнилась и, отвесив ещё один поясной поклон, спокойно и уверенно проговорила:
– Согласна, Кирилл Агеевич. С радостью.
Никифор выдохнул и, кажется, забыл вдохнуть – так и сидел, налившись краской и выпучив глаза, пока Григорий, не меняя благостного выражения лица, с которым взирал на свою племянницу, не пхнул его локтем в бок.
– Значит, надо благословения родителей просить, – сообщил очевидное довольный Корней. Подмигнул обалдевшему Андрею и пророкотал:
– Вот… А то бы ты ещё сколько телился? Бери дев… бабу свою за руку и иди к ее дядьям – вот они тут сидят. А скажу все за тебя я. Вместе благословения у них просить будем!
И первый полез из-за стола, решительно вытаскивая за собой Немого.
Надо отдать должное Никифору: он все-таки справился с собой и радушно поздравил и приятеля, и Корнея с Андреем, после того как Григорий и Путята, благословив молодых, выпили за их здоровье и новую родню и обменялись с Корнеем взаимными заверениями, что отныне купец и его род навечно породнились с Лисовинами. Обнял Никеша «нового родича» и своего старого компаньона с явным желанием слегка его придушить в объятиях, но купец Григорий на слабосильного задохлика не походил и ответил не менее «страстно», так что обошлось без жертв. О чем после этого говорили компаньоны, Мишка не расслышал, так как сразу после давно ожидаемого сватовства начался следующий номер программы: к Корнею обратился Макар.
– Дозволь и мне тебя просить, сотник! – наставник вышел из-за стола, встал перед Корнеем, не успевшим после всех церемоний вернуться на своё место, и отвесил ему низкий поклон. – Не откажи…
– Проси, Макар! День у меня сегодня радостный выдался – и сына Бог послал, и сам женюсь, и Андрюху просватал! – торжественно провозгласил дед во всеуслышание. – Господь заповедовал делиться радостью.
И после короткой паузы, со значением оглядев присутствующих, веско добавил:
– Тем более, ты нам теперь тоже родня. По крестнику твоему.
Мишка перехватил веселый взгляд Егора и слегка кивнул десятнику. Лука не икнул, как давеча Никифор, но, похоже, эта новость для него стала не менее неожиданной, чем предыдущая для купца. Говорун переглянулся с Рябым и Игнатом и насторожился, а Игнат приосанился. Фома протрезвел от злости и вперился взглядом в спину Макара, будто хотел прожечь на нем дыру, Данила залпом хватанул кружку пива и стиснул зубы, чтобы не застонать вслух. Глеб преданно ел глазами сотника.
Макар покосился на Мишку и бухнул, словно ныряя в омут с головой:
– Раз уж сегодня речь о свадьбах, то и моя просьба того же касается. Любаву мою просватали. Но замуж ей ещё рано – года не вышли, да и зять в отроках пока. Однако сват мой сына мне доверил и разрешил его крестить. Я просил сотника Михаила Лисовина принять его в Академию Архангела Михаила, и он на то дал свое согласие. Крестить же моего будущего зятя хочу в ратнинской церкви. В крёстные ему согласился пойти десятник Егор, а крёстной сговорили жену десятника Игната, Анфису, но требуется и твое согласие, как боярина Погорынского. Не откажи.
– Кхе… – Корней, торжественно выслушавший речь Макара, вероятно, одну из самых продолжительных в жизни наставника, во всяком случае, на Мишкиной памяти, расправил усы
