Василий, которого оттолкнул бородач, встал на четвереньки и пополз к Дмитрию, который захлебывался кровью.
– Дима, тебе больно? – спросил у умирающего брата Василий.
Василий сказал это по привычке. В детстве братья часто дрались на палках, и поскольку Вася был куда менее осторожным, то часто наносил сильные удары брату, а после, когда тот плакал, спрашивал примирительно, больно ли ему.
– Дим, ты ведь будешь жить? Да? Дим?
Несмотря на то что Василий считал себя уже зрелым мужем, на глазах у юноши появились слезы. Василий понимал, что Дмитрий мертв, но он не мог в это поверить. Вокруг кипел бой и один за другим падали воины с обеих сторон. На сидящего над телом мертвого брата юношу никто внимания не обращал.
Гавриил Константинович не знал, где его дети. Когда монголы полезли на стены, он потерял их из виду и сейчас только и думал, куда же они делись. Монголы лезли и лезли на стены, но волей случая Гавриил так с ними и не столкнулся в ближнем бою.
Велика была его радость, когда он увидел перед собой Николая. Глаза отрока сияли.
– Я его сразил, отец! Он пытался на нашу стену влезть, а я возьми и в лицо ему черпак смолы плесни! Он сдохнет! Я у бывалых воинов спрашивал, сдохнет!
– Ты Димку и Васю не видел? Они вроде стояли рядом, но, когда супостаты полезли на стены, мы разошлись.
– Пока врагов нет, давай пробежимся по стене, посмотрим. Может, ранены.
Впрочем, монголы не собирались давать русским сильной передышки и вновь пошли в атаку. Свежие и полные сил, враги вновь полезли на стены. Николай увидел, как басурманин рассек тело зрелому мужу и посмотрел на него. На лице монгола появилось презрение, когда он увидел страх в глазах Николая.
Поигрывая саблей, монгол двинулся к юноше. Тот попятился.
– Урус!
– А-а-а-а-а! – с этим криком Николай, ни секунды не думая, налетел на монгольского воина. В руках его не было оружия, так как меч он выронил, а копье забыл. Монгольский всадник явно такого не ожидал и, потеряв равновесие, упал.
Николай лбом ударил монгола и разбил ему нос. Откуда тут же потекли две струи крови.
Надо драться с ним так же, как я дрался с Васькой или Димкой, только еще злее, решил Николай и стал со всех сил наносить врагу удары неизвестно откуда оказавшимся у него в руках шеломом.
– Не ходи на Русь! – кричал Николай. – Не ходи на Русь!
– Парень, перестань, он давно издох, посмотри, что ты с его головой сделал!
Николай словно очнулся. Он встал с лежащего монгола и поднял его саблю.
– Как тебя зовут, парень?
– Николай Гаврилович.
– Тебе бы в дружину пойти, Николай. Я Святослав Михайлович, сотник младшей дружины. Коли живы будем, тебя к себе зазывать стану. Мне такие вот, как ты, нужны.
– Второй!
– В смысле, второй?
– Первому я в рожу его поганую смолы плеснул.
Бывалый воин недоверчиво посмотрел на Николая. Паренек, а говорит, что уже двоих порешил. Хотя этого поганого убил на его глазах.
– Ты, главное, бояться не переставай, а то быстро смерть найдешь!
– Так я со страху!
Боярин Евпатий Коловрат узнает о вторжении
Вечером, когда боярин Евпатий Львович вместе со своим воспитанником уже перекусили и, прочитав несколько молитв, готовились отойти ко сну, их позвали к великому князю.
Боярин Евпатий надел шубу и неспешно направился к великокняжеским палатам, благо они были недалеко. Княжич Игорь Ингварьевич пошел вместе с ним.
– Чего это великий князь Михаил Всеволодович решил нас лицезреть на ночь глядя? – спросил у Евпатия княжич.
– Кто его знает. Может, удельные князья приехать должны, и он нас упредить желает.
– Прости меня, боярин, но это полная чушь. Мы вообще здесь находимся зря. Не помогут нам Ольговичи.
Боярин Евпатий и сам это понимал, но не хотел произносить эти слова. Не помогут. Надо в Рязань возвращаться, но раз уж столько ждали, то надо хоть попробовать убедить удельных князей оказать помощь.
Боярина и княжича проводили к великому князю. Михаил Всеволодович сидел на лавке, а возле него топтался неизвестный человек, одетый в дорожную одежду.
– Евпатий, – с порога начал великий князь Михаил Всеволодович, – вести дурные из Рязани.
Неужто ворог уже вошел в рязанскую землю? Неужто разбил великого князя?
Великий князь Михаил Всеволодович передал княжичу Игорю Ингварьевичу перстень великого князя рязанского.
– Перстень дяди, – произнес княжич Игорь, отдавая его боярину Евпатию.
– Пусть великий князь черниговский знает, что мы стоим здесь насмерть и уже не ждем помощи, но веруем, что наша смерть не напрасна, – сказал посланник. – Эти слова великого князя мы несли без остановки на ночлег и еду, загоняя коней.
– Послушай, боярин, видно, Рязань пала или вот-вот падет. Я понимаю горечь твоего сердца, но будь благоразумным. Своей смертью ты ничего не изменишь. Оставайся в Чернигове.
– Нет, великий князь, – прошептал боярин Евпатий Львович, – мое место в Рязани. Раз ты не помог, то Господь тебе судья. Княжича у тебя оставлю.
– Нет, – неожиданно произнес княжич Игорь Ингварьевич, – я еду с тобой, боярин Евпатий. Коли оставишь меня здесь, то я сбегу, и ты перед Богом за меня ответ держать будешь. А ты, великий князь Михаил Всеволодович, всю свою жизнь стыдись, что не пришел нам на помощь. Мы молили тебя и ждали.
– Эх, княжич, коли все было бы так просто, что взял да и пришел на помощь! – ответил великий князь Михаил Всеволодович.
Боярин Евпатий понял, что сейчас великий князь Михаил еще больше засомневался в своем решении.
– Утром выезжаем, боярин, – сказал княжич, и Евпатий Львович впервые уловил в его голосе металл. Это говорил не одиннадцатилетний мальчик, а потомок Рюрика. Будущий князь.
Боярин Евпатий поклонился великому князю Михаилу Всеволодовичу.
