Его взгляд скользнул по берегу. Подданные, как и прошлые разы, наблюдались на берегу в довольно значительном количестве. Вон сколько зевак. Иван Васильевич на секунду остановился на небольшом торговом караване из повозок, стоящем словно на биваке, и отметил удивительно его сильную охрану. Там добрые полсотни бойцов имелось.
«Много. Очень много. Может, ювелир?» – подумал он и попытался вспомнить, кто это и откуда. Ничего в голову не лезло. Попытка наладить торговый контакт с Персией привлекла в Москву много купцов с юга. Даже кое-кто из египетских далей смог добраться. Открылось десятка два новых подворий с управляющими и охранниками, пришедшими издалека. Однако ни у кого каких-то особых дел, требующих отправлять такие крупные отряды, быть не могло.
Он напряженно думал, чуть покачиваясь в такт волнам, медленно погружаясь в полудрему. И вздрогнул только от громкого залпа, вырвавшего его из своеобразной медитации. Мгновение спустя по его кораблю ударили тяжелые мушкетные пули[147].
Бам!
И с гадким хлюпающим звуком тридцатиграммовый свинцовый шарик разворотил грудную клетку брата Басилевса – Юрия Васильевича. Умственно отсталый парень, или, как говорили, блаженный, был безобидным созданием. Иван Васильевич тяготился им, но из уважения к матери уделял немало внимания. В том числе брал на такие прогулки.
Он стоял возле борта и смотрел на воду. Совсем рядом к государю. Поэтому и Ивана Васильевича, и его супругу совершенно забрызгало кровью Юрия.
Побледневший от неожиданности Басилевс ухватил свою Лизу и, уронив ее на пол, прикрыл собой. Прижавшись к ближнему борту, разумеется. Чтобы щепками и прочим добром не зацепили.
И очень своевременно, так как с берега донесся новый залп. Видимо, сменились ряды стрелков.
И вновь тяжелые мушкеты обрушили на кораблик государя град увесистых кусков свинца, разбивающих фальшборт и надежно убивающих всех, кого встречали на своем пути.
Однако Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский, идущий на своем охранном кораблике по правую руку, чуть отстав, уже включился в дело.
Зазвучали выстрелы мушкетов. Вразнобой. Но главное – зазвучали. Просто чтобы было. Для нервов. А гребцы налегли на весла, устремившись к тому месту, откуда в государя стреляли. Быстрый и легкий кораблик буквально полетел по речным волнам.
Минута. Две. Три. И Григорий Лукьянович первый спрыгивает на берег с обнаженной шпагой в одной руке и колесцовым пистолетом – в другой. А следом за командиром одного из отрядов лейб-гвардии[148] посыпали его бойцы.
Хорошо тренированные и мотивированные бойцы с ходу вступили в бой и легко смяли отряд, ведущий огонь по кораблю Басилевса. Семь залпов. Целых семь залпов им удалось сделать по Ивану Васильевичу, прежде чем Скуратов-Бельский не связал их боем. Поэтому и Малюта, и его люди, понимая, насколько они «залетели», рубились настолько истово, что нападающие не имели ни единого шанса.
Бой закончился.
Десятка полтора удалось взять в плен и крепко связать.
Григорий вытер рукой лицо и с каким-то потерянным видом сел прямо на землю. Он не знал, что делать и как дальше быть. Залпы, бьющие в борт легкого речного кораблика, на котором шел государь, выглядели очень нехорошо. Щепки летели в разные стороны. Брызги крови. Люди, пораженные пулями и щепой, падали, некоторые даже за борт.
И с каждым залпом угасала его надежда, погребая под собой всю его жизнь. Казнят или нет – непонятно. Но с Иваном Васильевичем он связывал свою будущую жизнь и свое возвышение. А теперь его нет, в чем он был уверен. Выжить под таким обстрелом было немыслимо. А значит, его самого больше нет. Такого провала ему не простят, особенно родовитые доброжелатели, которые и без того слишком завидовали его внезапному возвышению.
– Гришка! – окликнул его голос Ивана Васильевича, заставив вздрогнуть всем телом. – Чего это ты тут расселся? Утомился поди?
– Государь! – ахнул Скуратов-Бельский, просветлев лицом.
– Думал, избавился от меня? – усмехнулся Басилевс. – Не дождетесь!
– Что ты, государь! Да я…
– Знаю, – перебил его Иван Васильевич. – Живых взяли?
– Да.
– Ну так действуй. А то их заказчики уже поди коней седлают. Негоже их упускать.
– Есть! – козырнул Скуратов-Бельский и ускакал, сияя мордой лица, словно начищенным серебряным блюдом.
Иван Васильевич же остался на своем кораблике, приставшем к берегу. Весь забрызганный кровью, выглядел он жутковато. Да и супруга ему была под стать. Видя, что государь прикрыл собой жену, верные люди постарались закрыть их обоих своими телами. Многих побило. Однако пуля даже из тяжелого мушкета не всесильна. Выжила августейшая чета. Даже ранений никаких не получила.
Елизавета аккуратно вытерла ладонями лицо, стирая с него кровь, что натекла с волос. Лежать фактически в луже крови удовольствия мало. Особенно снизу. Все, что вытекало из убитых поблизости, – все было ее. Даже Иван Васильевич так не испачкался, как она. Не женщина, а какой-то кровавый демон. Очень хмурый и злой. А главное – никаких криков или истерик. Елизавета Генриховна отреагировала на удивление хладнокровно. Лишь мужа ощупала, когда все прекратилось, удостоверяясь, что его не зацепило, да истово перекрестившись, поблагодарила Бога, что сына с собой на эту прогулку не взяли…
Вечером того же дня в Кремле прошло оперативное совещание.
– Выяснил, кто все это затеял?
– Да, государь, – кивнул Скуратов-Бельский. – К сожалению, он уже покинул Москву.
– Сбежал?
– Нет. Он уехал раньше. Купец это был. Прибыл из Крыма. За него много кто ручался из наших, ибо дела вел честно.
– Что же он так? Теперь ведь ему путь сюда закрыт. Мы ему разве дорогу где перешли?
– Да нет. Ничего такого пока выведать не удалось. Но с ним было несколько подозрительных людей. Дорогая одежда, но не купцы. Разговоров с нашими не вели. Беседовали только с ним и по-своему.
– А о чем? Никто не слышал?
– Так не по-татарски, а иначе.
– Стреляли наши?
– Нет. Все пришлые. Они называли себя шахидами[149]. Стреляли по вам до конца. Только когда мы высадились и дали залп из пистолетов, оказались вынуждены отвлечься на нас.
– Ясно… – констатировал Иван Васильевич и погрузился в свои мысли, доверив дальнейший расспрос супруге. Пускай помучает Гришку. А ему и так уже стало все понятно.
Крым был верным и преданным вассалом Османской империи, удар по экономике которой затронет и его. Одно дело, когда твой сюзерен силен и могуч, и совсем другое, когда у него у самого забот полон рот. Вкупе с покушением на русское посольство в Персии все становилось очевидно. Султан пойдет на любые меры, лишь бы сорвать персидский транзит через Россию в обход своих земель. Слишком уж сильно этот проект бил Сулеймана по самому больному месту – по карману.
Что будет дальше?
Вопрос. Но если султан пошел на покушение на монарха, это говорило о том, что он пойдет на все ради срыва затеи. И быстро. Ибо время работало против него.
Ситуацию усугублял еще тот факт, что Барбара Радзивилл, возлюбленная
