Все, что мы оставили позади

я оставил сообщение: «Безумный день. Я в порядке. Расскажу обо всем позже, сейчас очень хочу спать. Люблю тебя».

Я завершил звонок, послал короткое сообщение с номером моей комнаты, раз уж я обещал, и бросил телефон на тумбочку у кровати. Он перелетел через нее и упал на пол, но мне было наплевать. Я слишком устал.

Со стоном я откинулся на подушки. Веки опустились, и я проспал всю ночь и большую часть следующего дня.

Глава 17

Джеймс

Настоящее время 27 июня Ханалеи, Кауаи, Гавайи

Вечером они пожарили на гриле курицу, которую Наталия купила на местном базаре. Солнце садилось в ярких оттенках лаванды и золота. Потрясающий вид. Джеймс написал бы его, если бы у него было хоть малейшее желание это сделать. Желания не было.

Наталия смотрела, как солнце опускается за горизонт, и Джеймс почувствовал разочарование в себе. Она хотела, чтобы он написал этот закат.

Он бросал на нее взгляды со своего места за столом на веранде, вертя вилку так, как делал это с кистями. Разговор между ними буксовал, и временами Джеймс не сомневался, что Наталия болтает с племянниками, только чтобы не обращаться к нему.

– Сегодня был замечательный день, тетя Нат. – Джулиан зевнул, Марк тоже. Он потер глаза. – Можно нам завтра посмотреть на волны? – спросил Джулиан.

– Я хочу построить еще замки из песка. – Марк снова зевнул.

Джеймс прикрыл собственный зевок. Они привыкли к другому часовому поясу. В Пуэрто-Эскондидо была уже поздняя ночь. Он встал и собрал тарелки. Наталия потянулась к ним.

– Я этим займусь, – сказал Джеймс. – Почему бы тебе не помочь им приготовиться ко сну? – Он вспомнил ритуал чтения на ночь, в котором Наталия с радостью принимала участие во время ее приездов в Мексику. Джеймс унес посуду в дом.

Убирать было особенно нечего. Если не считать салата, который помогли нарезать мальчики, еду готовили на гриле. Джеймс быстро закончил с посудой. Наталия все еще была с его сыновьями, поэтому он вернулся на веранду, чтобы побыть немного в одиночестве, но не остановился там, а спустился по лестнице, прошел через двор и вышел в парк. Он сел там, где длинные лезвия травы встречались с холодным песком, и сидел, слушая океан. Джеймс подстроил ритм дыхания под ритм волн и стал думать о тех годах, которые он потерял, о своем внезапном отцовстве, о том, что он не будет чувствовать себя спокойно, пока не уладит дела со своими братьями, после чего Фил может снова оказаться за решеткой. У Джеймса был шрам на щеке, рубец на бедре, но памяти у него не было. Пока. Ему нужны были доказательства того, что Фил пытался его убить, а не просто убежденность в этом Томаса.

Мать едва ли будет рада очередному семейному скандалу. Судя по всему, после его смерти у нее был нервный срыв. Если ее старший сын отправится обратно в тюрьму, то, возможно, она снова окажется в том «убежище», куда Томас перевез ее в то лето, когда Джеймс «пропал в море». Но в эту минуту ему было на это наплевать. Безопасность его сыновей превыше всего, и он не думал, что Фил причинит им вред, только бы добраться до брата. Потому что Фил потерял столько же, сколько и Джеймс. Место в семье, право на «Донато Энтерпрайзес» и пять лет свободы.

Океан пел свою песню, возвращая его мысли к Пуэрто-Эскондидо и его опасному прибою, манившему опытных сёрферов. Они мчались на его волнах до самого берега, пока не оказывались на песке.

Джеймс почувствовал, как сам уходит на дно, кружится, его мир становится темнее. В конце концов он оказался у столика в баре. Тусклый солнечный свет, воздух плотный от сигарного дыма.

– Ты наступил на осиное гнездо, Джим.

Он посмотрел на Фила, одетого в черную рубашку и зеленовато-голубые шорты. Старший брат в большей степени, чем Джеймс и Томас, пошел в материнскую родню, и это понятно, ведь оба его родителя были из одной семьи. Фил поднял к Джеймсу лицо с ястребиными чертами, губы скривились в циничной усмешке. Брат медленно покачал головой. Темные очки «Рэй Бэн» скрывали его глаза, но Джеймс знал, что они предупреждающе прищурены. Фил говорил, чтобы он не ходил за ним в этот бар. Брат медленно покачал головой, опустив подбородок, казалось, его больше интересует крышка от бутылки, которую он гонял по столешнице. У Джеймса засосало под ложечкой. Он понял: что бы ни случилось дальше, все это только по его собственной вине. Он обругал свое нетерпение. Пришел в ярость от собственного гнева и желания отомстить.

– Это тот парень, о котором ты нам говорил?

Джеймс перевел взгляд на двух других мужчин. Говоривший сидел рядом с Филом, держал руку поперек толстого живота, прикрывая ее другой рукой. Джеймс скрестил руки, пряча повлажневшие кисти. Ему не хотелось думать о том, что этот парень прятал от него и других посетителей бара.

– Нет, Сал, – твердо ответил Фил. – Это мой второй брат. Джим уже уходит.

Другой мужчина с татуировками на предплечьях, одетый в шелковую рубашку и льняные брюки, ногой выдвинул свободное кресло. Оно ударило Джеймса по ногам.

– Почему бы тебе не сесть?

– Не возражаешь, если я сяду?

Джеймс моргнул и поднял голову, сбитый с толку. В поле его зрения попала бутылка с пивом. На ней выступили капли конденсата, и Джеймса прошиб пот. Он взял пиво, сел поудобнее. Наталия устроилась рядом.

– Как дети? – спросил он.

– Маркус заснул на середине истории, а Джулиан уже отключился к тому моменту, когда я зашла к нему в комнату.

Джеймс глотнул пива, и вкус взорвался у него во рту. Его глаза расширились от нот цитрусов и манго. Он посмотрел на этикетку.

– Пиво в гавайском стиле. – Наталия выпила свое.

– Оно… совсем другое. – Джеймс предпочитал более темные напитки, но в такой вечер, как этот, когда влажный пассат приятнее обжигающей жары Пуэрто-Эскондидо, он был рад переменам.

– О чем ты думал?

Джеймс нахмурился:

– Когда?

– Минуту назад я окликнула тебя по имени, а ты меня не услышал. Или просто проигнорировал. – Наталия нервно рассмеялась.

– Нет, я не стал бы этого делать. – Он дернул за уголок этикетки. – Я думал о своем брате. Ничего особенного. – Джеймс снова попытался ухватить воспоминание, но это было все равно что ловить дым. Детали отступали все дальше с каждой проходящей секундой.

Он чувствовал, что Наталия смотрит на него, поэтому развернулся к ней. Ночное небо придало ее коже голубой оттенок. На лице Джеймса появилось вопросительное выражение, приглашавшее Наталию спросить его о чем-нибудь. У нее, должно быть, много вопросов.

Ее глаза пробежались по его лицу, грудь поднялась в глубоком вдохе:

– Я скажу тебе прямо. Мне очень тяжело смотреть на тебя и не видеть Карлоса.

– Консервативного стиля в