– Мне бы хотелось, чтобы все было так просто, но нет. Долгое время Карлос относился к своей ситуации иначе, чем я. Он отделял себя от тебя. Он говорил о тебе так, как будто ты был братом или кузеном.
– А как ты меня видишь?
– Ты тот же человек. Почти. – Это прозвучало как запоздалая мысль. – В твоих жилах течет та же кровь. У тебя то же сердце и та же душа. Поэтому скажи мне, Джеймс Чарльз Донато, кто ты?
Он не знал. От его старой жизни практически ничего не осталось. Он отпил глоток пива.
– Давай, – подбодрила Наталия. – Ты должен дать мне хоть какие-то подсказки. В чем ты не такой, как Карлос?
– Я не собираю газеты? – предложил он.
Она кивнула, обдумывая.
– Это кое-что. А ты знаешь, что он делал это для тебя?
Джеймс взял в ладони песок и высыпал его сквозь пальцы. Там, в Мексике, было множество стопок газет, сложенных в картонные коробки в гараже. Карлос оставил их для Джеймса, чтобы он не пропустил ни одну стоящую новость. Джеймс выбросил эти коробки, не вскрывая. Беспорядок его подавлял. Газеты только увеличивали количество тем, которыми он вынужден был заниматься.
– Между вами мало сходства. Вы оба любите бег, бог знает, почему.
Джеймс хохотнул вопреки своему мрачному настроению. И допил свое пиво.
– Вы оба пишете картины.
– Я уже не пишу.
– Почему?
Он дернул плечом.
– Не чувствую.
Наталия изучала его какое-то время. У него кололо кожу от того, как она на него смотрела. Он не ее Карлос, и он устал от того, что его сравнивают с мужчиной, который больше не существовал. Он уже достаточно насравнивал себя с Карлосом. Джеймс воткнул бутылку в песок рядом с собой и подумал, не вернуться ли в дом. Пожалуй, им лучше поговорить завтра. Его настроение мрачнело вместе с ночным небом.
Наталия зарылась ступнями в песок и пошевелила пальцами.
– Мне было четыре года, когда умерла моя мама. Отец перестал заниматься сёрфингом. На вершине своей профессиональной карьеры он оставил соревнования. Сёрфинг как любой спорт. Все идет от головы. – Она постучала себя по лбу. – Мысли отца были далеки от сёрфинга, поэтому он решил взять паузу и погоревать. Потом он взял еще один год отпуска, чтобы основать собственную компанию. Но океан позвал его, и отец вернулся на воду и стал побеждать, потому что к этому времени он был готов вернуться. Теперь у него процветающий бизнес, он путешествует по миру, спонсируя турниры, и у него девушка в каждом порту.
– Вы с Ракелью были сестрами, верно?
– Сводными. Папа – это свободный дух. Его всегда тяготили серьезные отношения.
– Сколько у тебя братьев и сестер? – Джеймс вспомнил, что читал что-то о ее семье, но детали память не сохранила. Это будут тети и дяди его сыновей. Их семья.
– Моя сестра Тесс живет в Сиднее, в Австралии, мой брат Келвин – в Южной Африке. Он еще маленький. Я самая старшая.
– Сколько тебе лет?
– Тридцати три.
– Ты, вероятно, уже знаешь, что мне тридцать шесть. Но я чувствую себя на тридцать.
– Гм-м, интересно, почему?
Джеймс постучал себя по виску:
– Все идет от головы. Вот сейчас мне кажется, что я пью пиво с женщиной, которая старше меня.
Наталия посмотрела на него с удивлением. Потом из ее груди вырвался смех. Джеймс улыбнулся:
– Я не смог удержаться.
– Как бы там ни было, в моей истории есть смысл.
– Какой именно?
– Ты не готов писать красками.
– Ну… – сказал он, вставая и отряхивая шорты. – Сообщи мне, как только поймешь, что я уже готов. – Джеймс хотел, чтобы это прозвучало как шутка, но получилось грубо.
– О, я уже знаю. – Ее тон соответствовал его тону. Она встала и взяла его пустую бутылку. – Ты снова начнешь писать, когда перестанешь ненавидеть себя и свою жизнь.
Джеймс напрягся. Карлос ничего не писал о резкости Наталии. Правда, в декабре он сказал, что не нуждается в ее помощи, но больше не сделал ничего такого, чтобы заслужить ее холодность.
– Ты все поняла про меня. – Джеймс скрестил руки. – А какая история у тебя? Кто ты, черт побери?
– Разве Карлос не написал о моих темных интимных секретах?
Джеймс прищелкнул языком.
– Ах, вот как… Значит, ты знаешь, что он писал в дневниках.
Ее лицо заалело в бледном свете.
– Я читала некоторые отрывки.
Она жадно глотнула из бутылки, и Джеймсу незачем было гадать, о каких отрывках идет речь. Как и его картины, дневники Карлоса были очень подробными.
– Неудобно получилось. – Слово эхом отозвалось в ее бутылке. Она выглядела печальной, и Джеймс не мог не чувствовать себя придурком.
– Я не помню ничего… гм… о нас. – Джеймс помахал рукой между ними.
Наталия плотно сжала губы и кивнула, ее глаза заблестели.
– Возможно, это к лучшему. Завтрашний день будет легче.
– А что будет завтра?
– Я позвоню адвокату, чтобы он начал составлять документы об усыновлении.
Глава 18
Карлос
Пять лет назад 15 августа Сан-Хосе, КалифорнияПо комнате разнесся приглушенный шум. Казалось, кто-то забивал гвозди молотком в стену, но ощущалось так, как будто это происходило в моей голове. Острая боль пронзила голову.
Бум, бум, бум. Я разлепил слипшиеся после сна веки. В комнате было темно. Я моргал и моргал, пытаясь привыкнуть к полнейшей темноте.
Бум, бум, бум.
– Карлос! – Мое имя прошло сквозь стены.
Воспоминания о прошлом вечере, вернее, их отсутствие, прокатились по моему мозгу как перекати-поле по пустой дороге. Никакого направления и полностью во власти ветра. Утром я в какой-то момент закрыл плотные шторы, чтобы блокировать солнечный свет. И теперь я ни черта не видел.
Я прижал ладони к глазницам.
Бум, бум, бум.
– Открой эту проклятую дверь, Карлос, пока я не спустилась вниз и не попросила портье сделать это.
– Иду, – проскрипел я, скатился с кровати и упал на колено. Мигрень, горевшая вчера, словно лесной пожар, за ночь прошла, но тело болело, мышцы затвердели после крепкого сна в последние несколько часов.
Я поднялся на ноги, принялся нащупывать путь к двери, вытянув вперед руки, чтобы не наткнуться на стены. Большой палец ноги налетел на кресло у письменного стола, и я выругался. Боль распространилась до подбородка. Я толкнул кресло под письменный стол. Я не помнил, что выдвигал его.
Бум, бум…
Я повозился с замком и открыл дверь.
Глаза Нат округлились, как у кошки, застигнутой врасплох. Она ахнула, потом напряжение спало.
– Ты здесь. Слава богу! – Наталия посмотрела вниз, и ее глаза снова сузились. – Ты голый.
Она шлепнула ладонями по моей груди и втолкнула меня обратно в комнату. Дверь за ее спиной захлопнулась.
От контакта с ее кожей мой мозг проснулся. Проснулось и тело.
– Нат, – простонал я, мои руки обвились вокруг нее, словно щупальца осьминога. Я подтолкнул ее к стене и прижался
