Надеюсь, будешь.
Глава 27
Джеймс
Настоящее время 28 июня Ханалеи, Кауаи, ГавайиОни поужинали на веранде под темнеющим небом, окруженные насыщенным ароматом барбекю. За едой дети оживленно болтали с бабушкой и дедушкой. Гейл и Джулиан обсуждали, как они скользили по волнам, а Марк делился своими первыми впечатлениями от работы «взрослыми» красками. Между идеально приготовленными стейками и мороженым на десерт Клэр веселила сидевших за столом рассказами о своих поездках в Италию. Она научилась мастерски торговаться, сбивая цены на мебель. Наталия хранила молчание, лишь изредка улыбкой или коротким восклицанием реагируя на подвиги Джулиана или Маркуса, которыми те делились с остальными. Джеймс обратил внимание на то, что она намеренно села между его сыновьями. Он специально поставил тарелку Наталии рядом со своей, чтобы иметь возможность поговорить с ней. Но она переставила тарелку на другое место, когда он ушел к грилю за стейком для Гейла.
После ужина Наталия поцеловала детей, пожелав им спокойной ночи, и сбежала в кухню. Джеймс отвел сыновей в комнаты и уложил в постель. С Джулианом они ударились кулак в кулак, и старший сын ограничился фразой «Увидимся утром, пап». Марк хотел, чтобы отец ему почитал. Как и ожидалось, малыш уснул, привалившись к плечу Джеймса, примерно на середине книги. В следующий раз он начнет читать с этого места, чтобы они дочитали до конца.
Гейл повез Клэр обратно в гостиницу, поэтому Джеймс отправился на поиски Наталии. Она все еще была в кухне, споласкивала тарелки. Он встал рядом с ней у мойки, схватил полотенце и вытер кастрюлю, сохнувшую на полке.
Наталия посмотрела на него, ее руки в резиновых перчатках были по локоть в мыльной воде.
– Спасибо, но ты не обязан это делать.
Он удивленно посмотрел на нее:
– Это я устроил беспорядок.
– Ты готовил, я убираю. Мы так… – Наталия крепко сжала губы и стала тереть тарелку сильнее.
– Мы так всегда делали, – закончил за нее Джеймс, его голос звучал мягко. – И все-таки я был бы рад помочь. – Он отставил кастрюлю в сторону и взял другую.
Наталия положила руки на кастрюлю, останавливая его.
– Я сама. – Она обернулась через плечо. – Почему бы тебе не взять пиво и не расслабиться на веранде?
Подальше от кухни. Возможно, Джеймс не слишком быстро наверстывал те шесть лет, которые выпали из его жизни, но он сразу понимал, когда его не хотят. Его бросили в чужой стране на долгие годы, и он хорошо усвоил этот урок.
Он аккуратно сложил полотенце, отошел и прислонился к кухонному столу. Сложил руки на груди, скрестил лодыжки и стал наблюдать за Наталией. Она терла посуду резкими, угловатыми движениями. На ее щеках, там, где она провела мокрой перчаткой, блестела влага. Наталия торопливо мыла тарелки и отказывалась смотреть на него. Ей явно было некомфортно в его присутствии.
– Хочешь, чтобы мы уехали? – спросил он прежде, чем успел передумать. Он с мальчиками может несколько дней пожить в гостинице. А потом что? Куда они поедут? Никто из них не хотел возвращаться в Калифорнию, но этим, вероятно, дело и кончится. Ему надо начать просматривать участки, выставленные на продажу, раз в родительском доме он ни за что не останется. В нем слишком много воспоминаний, которые Джеймс предпочитает забыть. Тот дом он никогда не любил.
– Нет… Нет, я не хочу, чтобы вы уезжали. – Наталия добавила тарелку в посудомоечную машину. – Просто… – Она потерла лоб тыльной стороной руки.
– Просто что?
– Я так больше не могу. – Она закрыла глаза, и в животе Джеймса появилось тошнотворное ощущение. – Я думала, смогу, но это слишком тяжело. – Наталия сорвала с рук перчатки, бросила их в мойку и оставила Джеймса на кухне, ошеломленного ее внезапным уходом.
Хлопнула входная дверь.
– Нат? – раздался голос Гейла.
По коридору протопали шаги.
– Нат? Что случилось, дорогая?
Джеймс представил, как Гейл кричит ей вслед, стоя в коридоре. Джеймс потер предплечье. Потом, сообразив, что так делает всегда, когда ему нужно принять трудное решение, вместо этого потер лицо. Щетина оцарапала ладони, и Джеймс застонал. Он устал чувствовать себя неприкаянным, а теперь им снова надо уезжать.
Лучше собрать вещи с вечера, чтобы они могли уехать сразу с утра. Чем дольше они останутся, тем тяжелее будет для Джулиана и Марка расстаться с тетей и дедушкой. Уехать с Кауаи – это лучший выход, и это рассердило Джеймса. Его сыновья снова возненавидят его.
Гейл неторопливо вошел в кухню, вертя на указательном пальце ключи. Он внимательно посмотрел на Джеймса.
– Выпить хочешь?
Джеймс вздохнул:
– Да.
Гейл бросил ключи на столешницу и открыл шкафчик.
– Скотч? – спросил отец Наталии, показывая Джеймсу бутылку виски «Макаллан».
– Конечно.
– Когда дело касается женщин, я не самый преданный парень, – сказал Гейл. Джеймс поднял бровь, и Гейл фыркнул. – Ага, Нат рассказывала тебе кое-какие истории?
– Немного, – ответил Джеймс, хотя он достаточно узнал о ее отце, читая дневники.
Из другого шкафчика Гейл достал два низких широких стакана.
– Лед? – Джеймс кивнул, и Гейл направился к холодильнику. – И меня ни в коем случае нельзя назвать знатоком женщин.
– А кто может им быть? – фыркнул Джеймс. Он встречался с Эйми десять лет, и множество раз понятия не имел, почему она на него сердится.
Гейл поднес стакан к диспенсеру для льда, тот ожил, и кубики застучали о стакан.
– Хотя Кайли, мать Нат, – продолжал Гейл, – была моей первой и единственной. Единственной настоящей любовью и единственной женой.
Откручивая пробку на бутылке, он посмотрел на Джеймса.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – предположил Гейл. – Я любил мать Ракели, но это было совсем другое. И с матерями других моих детей тоже не было ничего похожего.
Джеймс не думал о Ракели, но, глядя, как янтарная жидкость льется в их стаканы, он и в самом деле поймал себя на том, что думает вот о чем:
– Вы думаете, мужчина за свою жизнь может любить нескольких женщин?
– Безусловно.
– Я говорю о сильной, всепоглощающей любви, наподобие той, которую вы испытывали к Кайли. – И той, которой он сам любил Эйми.
Гейл закрутил пробку на бутылке.
– Зависит от мужчины и от той женщины, которую он хочет. Мне не так повезло. Но я и не хотел снова найти такую любовь. Это нужно захотеть. Вот здесь. – Он постучал себя по груди и передал Джеймсу стакан. Они чокнулись, Джеймс проглотил половину. Виски обожгло горло, согрело внутренности.
Гейл покрутил лед в своем стакане.
– Я пытаюсь сказать, и у меня это чертовски плохо получается, что…
– Наталия как ее мать, – пробормотал себе под нос Джеймс.
– Что ты сказал?
– Ваша дочь такая же, как ее мать. Ей нужны обязательства.
Наталия не хочет, чтобы ее бросили, чтобы поступили с ней так, как отец поступил с матерями ее сестер