Хидео показывает мне другие видео, записи событий, происходящих одновременно по всему миру. Цветные карты миллиардов разумов, все подконтрольные алгоритму.
– Со временем, – говорит Хидео, – код адаптируется под мозг каждого человека. Он подстроится, улучшится, дополнит автоматизированные ответы конкретными данными о том, что может сделать каждый человек. Он станет идеальной системой безопасности.
Судя по записям, люди даже не понимают, что с ними происходит, а если бы и понимали, код помешал бы им задуматься об этом.
– А если люди не хотят этого? Если они вообще перестанут пользоваться «НейроЛинком» и линзами?
– Помнишь, что я сказал тебе, когда впервые дал линзы?
Я вспоминаю его слова.
«Эти линзы оставляют безвредную пленку на поверхности зрачка толщиной в атом. Эта пленка действует как проводник между телом и линзами».
Через пленку на глазах люди останутся подключенными к «НейроЛинку», даже если снимут линзы.
Я неправильно поняла планы Ноля. Он хотел уничтожить это с помощью вируса в фальшивых артефактах. Он хотел убить Хидео, чтобы помешать его планам. Он взорвал наше общежитие в попытке отстранить меня от игр и не дать завершить задуманное Хидео. И, может, поэтому Хидео не отменил финальную игру, даже когда понял, что все идет не так. Он хотел, чтобы я остановила Ноля, а он смог осуществить свой план.
«Он делает это из-за Сасукэ». Он создал все это, чтобы никто больше не мог пострадать так же, как его брат, чтобы больше ни одной семье не пришлось пройти через такое. Я вспоминаю наш разговор. «Ты создал Warcross для него», – сказала я. А он ответил: «Все, что я делаю, – для него».
А Кенн знает об этом плане? Все ли о нем знали?
– Ты не можешь, – наконец хрипло отвечаю я.
Мои слова не вызывают в нем реакции.
– Почему нет? – спрашивает Хидео.
– Ты же не серьезно, – я издаю маленький, отчаянный, невеселый смешок. – Ты хочешь стать… диктатором? Хочешь контролировать всех в этом мире?
– Не я, – Хидео смотрит на меня пронзительным взглядом, который я помню с нашей первой встречи. – Что если диктатор – алгоритм? Код? Что если код может заставить мир быть лучше, может останавливать войны одной строкой, спасать жизни с помощью автоматической системы? У алгоритма нет эго. Он не жаждет власти. Он запрограммирован лишь поступать правильно, быть справедливым. Это то же самое, что и законы, которые управляют нашим обществом, только с той разницей, что он может сразу, всегда и везде заставить себе повиноваться.
– Но ты контролируешь алгоритм.
Он слегка прищуривается:
– Да.
– Никто тебя не выбирал, – резко говорю я.
– Разве люди всегда так удачно выбирают лидеров? – бросает он в ответ.
– Но ты не можешь так поступить! Ты забираешь нечто, что делает нас людьми!
Хидео делает шаг вперед.
– И что же это такое, что делает нас людьми? Свобода убивать и насиловать? Воевать, бомбить и уничтожать? Похищать детей? Стрелять в невиновных? Эту часть человечества нельзя забирать? Смогла ли демократия это все остановить? Мы уже пытались бороться с помощью законов – но люди закона не могут быть всюду одновременно. Они не видят всего. А что если я могу? Я смог бы остановить человека, который похитил Сасукэ, – «НейроЛинк» может остановить любого, кто попытается сделать то же самое с другим ребенком. Я могу защитить девяносто процентов населения от преступлений, позволяя нашим стражам закона сосредоточиться на оставшихся десяти процентах.
– То есть ты будешь контролировать девяносто процентов населения.
– Люди могут так же жить своей жизнью, следовать за мечтами, наслаждаться мирами фантазий, делать все что угодно. Я не стою на их пути. Они могут делать все, что хотят, кроме преступлений. Ничто в их жизнях не меняется, кроме этого. Так почему нет?
Все в словах Хидео кажется противоречивым, а я стою посередине, не зная, во что верить. Я думаю о своем городе – как исполняла работу охотника за головами, потому что полиция не могла справиться с растущей преступностью в Нью-Йорке. Я думаю о том, как то же самое происходило и в других городах. «Они могут делать все, что хотят, кроме преступлений. Ничто в их жизнях не меняется, кроме этого».
Кроме отказа от свободы. Кроме того, что это меняет все.
– «НейроЛинк» – неотъемлемая часть повседневной жизни, – говорит Хидео. – Люди в нем работают, строят на нем бизнес, погружаются в его развлечения. Они сами хотят его использовать.
И я понимаю, что он прав. Зачем кому-то отказываться от идеального мира фантазий просто потому, что они потеряют свою свободу? Какой смысл в свободе, если ты живешь в убогой реальности? Это как приказать кому-то перестать пользоваться интернетом. И даже если по коже бегут мурашки от осознания того, что я носила линзы – я все еще в них, – мне невыносима сама мысль о том, что я могу никогда не вернуться в «Линк», я не могу от них отказаться.
Даже без пленки на зрачках люди никогда не перестали бы ими пользоваться. Скорее всего, они даже не поверят, что линзы как-то на них влияют. А если даже и начнут спорить друг с другом о манипуляции «НейроЛинка», то их жизни все равно вращаются вокруг него. Все, кто еще не зашел в «НейроЛинк», вскоре начнут им пользоваться, сразу же запустив этот алгоритм в свое сознание. В конце концов он окажется в каждой голове. И тогда Хидео получит контроль над всеми.
А может, всем будет все равно.
– А как насчет протестующих? – продолжаю я. – Как насчет борьбы за правое дело, права на ошибку или просто уважения к несогласным с тобой? Он помешает людям устанавливать несправедливые законы? И какие законы он вообще заставит соблюдать? – я сжимаю кулаки. – Как твой искусственный интеллект сможет судить всех в этом мире или понимать причины их поступков? Откуда ты знаешь, что не зайдешь слишком далеко? Ты же не сможешь один установить мир во всем мире?
– Все только и делают пустые заявления о мире во всем мире, – говорит Хидео. – Это красивый и ничего не значащий ответ почти на все бесполезные вопросы, чтобы создать хорошее впечатление. – Его взгляд прожигает меня насквозь. – Я устал от ужасов этого мира. Я заставлю их прекратиться.
Я думаю о тех временах после смерти отца, когда я дралась в школе или выкрикивала слова, о которых позже сожалела. Я вспоминаю, что сделала, чтобы защитить Энни Пэттридж. Код Хидео остановил бы меня. Хорошо бы это было? Почему у меня такое ощущение, что в груди проворачивают нож, когда я понимаю причину, по которой он привез меня в Токио? «И просил меня уехать».
– Ты солгал мне, – говорю я твердым голосом.
– Не я напал на тебя, – взгляд Хидео мягкий и спокойный, – не я уничтожил то, что было тебе дорого. В мире есть настоящее зло,
