Я сидел дома, вертя в голове так и эдак крамольные слова Эзабет. По улице рекой текла напыщенная солдатня, и не меньше – клерков, слуг, конюхов, торговцев и шлюх. Все спешили на север, топали за гружеными повозками и баржами, медленно ползущими по забитым каналам. Похоже, Венцер послал к границе три четверти сил Валенграда: оба дивизиона тяжелой кавалерии, лучшие полки наемников и почти всю регулярную армию. В последние десять лет я не видел такой мобилизации. Когда солдаты ушли, город сжался, как выдоенная сиська.
– Ты что-то учинила со мной, и я теперь не могу напиться, – пожаловался я явившейся на пороге Эзабет.
Она закуталась в длинный черный плащ с опущенным капюшоном, на лице – маска. А я нутром чуял: леди Танза явится еще раз, как без того? Она обвела взглядом комнату. Наверное, заметила, что я сложил в кучу пустые бутылки, и белье теперь выстиранное.
– Оно выветрится со временем, – сообщила Эзабет вместо извинения.
Она бросила взгляд на мои доспехи, разложенные на столе. Я как раз чистил кирасу, а заодно кинжал, меч и мушкет. Чертова маска! И не поймешь, что думает благородная леди. Но ощущалось: леди Танза глядит на капитана сверху вниз. Жалеет. А я, мать твою, как мальчишка, хотел повидать ее снова. Надеялся. Я – кретин. Она ведь даже не нравится мне. Она как желание выдавить прыщ. Хочется до невозможности, хотя знаешь, что потом неделю будешь выглядеть полным придурком.
Эзабет стояла посреди квартиры. Надо сказать, у меня не слишком уж воняло с тех пор, как простыни побывали у прачек, а груда старой одежды большей частью пошла в огонь. Да, женщины побуждают делать странное.
– И зачем ты здесь после полуночи? – осведомился я.
– Мне нужно, чтобы ты помог мне вломиться в дом Глека Малдона.
Я уставился на нее, моргая. Эзабет заколебалась, но затем решительно протянула руку и отцепила маску. Меня поразила удивительная свежесть и красота ее лица.
– Дом Глека принадлежит тем, кому он отписал его по завещанию. Наверное, его бастардам. Он, может, был бабником и полоумным, но еще честным человеком. Его дом – не мое дело.
Слова с трудом ложились на язык. Как же так? За двадцать лет она не постарела ни на минуту, а я для своих лет почти развалина.
– Ты – «Черное крыло». Захочешь – и станет твое дело, – рассеянно заметила Эзабет.
– Те, кто злоупотребляет властью, недолго ею владеют. Я не омрачу недоверием память Глека. Это было бы предательством. Пусть он и свихнулся, но был верен Дортмарку до мозга костей.
Я добавил про себя, что если помогу Эзабет, то стану ее соучастником в крамоле и ереси.
Эзабет гордо выпрямилась, задрала подбородок.
– Люди говорят, ты сделаешь что угодно за должную цену.
– Люди – засранцы.
Хм, если моя репутация и в самом деле на таком градусе, то я в чем-то серьезно напутал. Я всегда гордился тем, что моя команда ведет себя достойно, пусть ее и составляют вшивые головорезы. Да, мы брали деньги за работу палача, но ведь всем нужно есть и пить. Однако даже у наемников есть своя мораль. В общем, надо срочно менять тему, пока разговор не скатился в неприятное. Стыдно, мать его.
– Несомненно, а князья и маршалы – прежде всего, – согласилась Эзабет. – Княгиня Эроно пообещала расследовать несуразности с поставкой фоса, но я сомневаюсь в том, что она выполнит обещание. Она не верит мне. Я не знала, что она теперь сидит во внутреннем совете Ордена инженеров эфира. Я не знаю, насколько можно доверять ей. Я в тупике. Мне нужны оригинальные материалы Малдона – то, на чем он основывался. Когда мой брат вернется из Морока, мы состыкуем результаты и, может быть, покажем князьям, а потом… Ну, я не знаю, что потом. Но результаты нужно показать!
– Ты уже обсуждала свои результаты с Орденом?
Брови Эзабет сошлись, как боевые порядки.
– С Орденом беда. Они ведь не спиннеры, но бюрократы и счетоводы. Они озабочены только поставками фоса с мануфактур. Все остальное им безразлично. Я потребовала доступа к бумагам Малдона, а мне ответили, что, дескать, они собственность Ордена, а девка из университета хочет забрать себе годы капиталовложений. Болваны. Они не понимают, с чем имеют дело.
– Ты хочешь, чтобы я в это все поверил? – заметил я. – Ты хочешь, чтобы я помог тебе обмануть Орден, обойти самого Венцера. И все лишь потому, что…
Я вовремя умолк.
Лишь потому, что мы знали друг друга целую вечность тому назад.
Скверная сделка. За нее плачу только я. Может, я и агент Вороньей Лапы, но для Эзабет я всего лишь наемник. Все ее чувства ко мне – если они вообще были, конечно, – похоронены под годами пыли и пригоршней безумия.
Она покачала головой:
– Я не рассчитываю на слепое доверие. Я заплачу́ до начала дела. Приведи меня к дому Глека, помоги тихо вломиться внутрь и постой на страже, пока я обыщу дом. Я управлюсь быстро.
– Ты знаешь, что маршал приставил к тебе хвост?
– Не сегодня. Я отправила этих неуклюжих свиней вслед за моей иллюзией к стене.
Да, немногие спиннеры способны на такое. Эзабет – редкость, тут ничего не попишешь.
– И ты выбрала меня для этой работы, потому что…
Эзабет вынула маленький, но тяжелый кошель и отсчитала монеты. Десять увесистых золотых дисков, каждый – по пятьдесят марок. Они так развратно сверкали в свете фос-фонаря.
– Потому что у меня есть деньги, а из всех моих знакомых только ты умеешь вламываться в чужие дома.
Домушничество не входит в число моих профессиональных навыков, но ради Эзабет я готов постараться.
Огромный деревянный особняк Малдона вздымался тремя этажами над лабиринтом грязных улочек и закоулков, куда не совались приличные люди. Глек мог бы жить во Уиллоуз, если бы переваривал собратьев по благородству, но Глек их терпеть не мог и потому поселился в трущобе, посреди квартала, где дерьмо валялось на улице, а мерцающие фос-лампы лукаво сулили клиенту девочек, стволы и куш за игральным столом.
– Ты уверен, что здесь нет ночной стражи? – спросила Эзабет.
– Не уверен. Но вряд ли. Если сюда и забредают городовые, то исключительно днем.
Мы прошли мимо фасада, высматривая, нет ли признаков жизни, но на улице было тихо и спокойно, как на луне. Я думал, залезть внутрь без шума будет непросто. Однако нам повезло: слуга оставил окно чуть приоткрытым. Оно было не на первом этаже, но я подсадил Эзабет. Поразительно, какая она проворная. Она беззвучно скользнула в окно и мягко приземлилась в комнате. А мне как? Я – тип громоздкий и могу заверить без ложной скромности, что я сильнее многих громоздких типов. И я не слишком
