Дерьмо! Дым все гуще, не видно ни зги. От книжных куч – яркое, высокое желтое пламя, целые башни дрожащего золота.
– Кто тебя послал? – крикнул я.
Стрелок-палач не ответил. Он отмахивался от дыма свободной рукой, все время крутил острием рапиры. Упорный парень, опытный и осторожный. Такие опаснее всего. Нужно бояться не шумного задиру, а тихого, спокойного бойца, умеющего выждать момент.
На полу всхлипывал и хлюпал, умирая, тот, по которому я прошелся ножом. Стрелок решился глянуть на него, закусил губу. Разозлился. На голых предплечьях – изящная татуировка переплетенных шипастых роз. Парень напрягся. Я приготовился.
Он кинулся на меня.
Я отбил удар, но опоздал. Тесак не коснулся лезвия рапиры, а оно уже взлетело вверх и ударило оттуда. Я отчаянно, неуклюже парировал. Мне повезло, я отбил рапиру вбок, прыгнул, рубанул, рассекая черный дым. Но то ли стрелок оказался быстрее, чем я думал, то ли я запутался в дыму – в общем, промазал.
– Капитан, нет нужды нам обоим умирать здесь, – выговорил он.
В моих ушах стучала кровь. Уже занялся ковер, шторы у окон – словно огненные арки, пламя угнездилось на книжных полках. Ноги пекло даже сквозь штаны.
– Мне – нет. Тебе – да, – сказал я.
– Сколько б тебе ни заплатили, оно того не стоит.
– Не все меряется деньгами, – процедил я.
Того не стоит, да? Эзабет лежит мешком у дверей после того, как ублюдок в маске палача попытался загнать ей стрелу в грудь. Эзабет едва спаслась. Внутри, где-то вместо сердца, кипел раскаленный клубок ярости, страха и боли. Я хотел видеть катящуюся по полу голову. Его голову.
Увы, судьба обычно обманывает нас и никогда не оплачивает долги. Чертов поджигатель понял, что в огромном библиотечном зале должен быть другой выход, и помчался к нему. Выход вел в другое крыло дома. Я хотел кинуться в погоню, но ведь Эзабет беспомощна, а огонь подобрался близко. Тип в палаческой маске только глянул на меня и был таков.
– Капитан, пожар, – просипела Эзабет.
Пламя лезло повсюду, карабкалось по столу, пожирало бумагу.
– Тут уж ничего не поделаешь, – заключил я и наклонился, чтобы поднять Эзабет.
Та оттолкнула меня.
– Спаси хоть что-нибудь! Скорее!
Моя первая жертва завыла громче. Пламя подобралось к пропитанной ворванью одежде. Наверное, у него семья. Любимая женщина. Наверное же, он и не представлял, что закончит вот так. Ну, беда не моя. Он сам выбрал себе кончину от огня и стали.
Конечно, обгорать из-за гребаной бумаги глупо. Но выражение на лице Эзабет…
Даже за маской я видел страх и тоску в ее глазах. Черт возьми, ну болван я. Болван.
А ведь она – полубезумная злобная сука, совершенно не уважающая меня.
Но эта здравая мысль и не подумала прийти в мою голову. Я помчался сквозь огонь к тлеющему столу, зачерпнул столько переплетенных в кожу блокнотов и бумаги, сколько смог. Между блокнотами лежали листы древней вощеной бумаги, покрытые едва различимыми синими линиями, – желтые, старые, наверное, совершенно бесполезные, но времени выбирать не было. Я выбросил все, что успел, в коридор, и закрыл дверь, отгораживаясь от жара и черного дыма, режущего глаза. Я поднял Эзабет, блокноты и прочее и поспешил прочь из дому. Вышли мы не из той двери, в которую вошли. Я не выпускал меча из рук на тот случай, если ублюдок в колпаке подкарауливает нас, желая закончить дело, но трусливый скот удрал. Сделал работу и смылся.
Когда мы выбрались, уже занялась крыша. Если ветер разнесет угли, вокруг запылает все.
Как только Эзабет смогла идти, я привел ее в свою крохотную провонявшую пещеру, стыдясь пуще прежнего. Я усадил леди Танза в кресло, вымыл руки, вычистил кинжал, вытер его промасленной ветошью. Тесак я швырнул в шкаф. Ничего примечательного, обыкновенное безликое армейское железо. В городе таких тысячи. Их сбывают и закладывают в ломбарды отставные вояки.
– Все пропало, – выговорила Эзабет.
Мне показалось, она сейчас расплачется. Но нет, глаза сухие, ясные и отчаянные, испуганные. Я уже видел ее такой. Черт побери!
– Может, что-нибудь найдется в этих записях, – сказал я, указывая на трофеи.
Хотя что может найтись в дюжине случайных книжек? Я налил чашку воды для Эзабет, налил еще одну для себя, хотя я ненавижу воду.
– Они хотели уничтожить все, – сказала Эзабет. – Ты понимаешь, что это значит?
Я пожал плечами. Ну да, наверное.
– Кто-то не хочет, чтобы я получила данные Малдона. Тут уж точно что-то нечисто. Непременно.
– Ну, теперь все сгорело.
– Завтра я пойду прямо к маршалу!
Да, мы такие твердые и решительные. И совсем беспомощные от усталости.
– Здорово ты со стрелой. Впечатляет, – заметил я.
– Да, – прошептала она.
Что да, то да. Неловко выходит. И ощущаешь себя последним кретином.
– Тебе надо отдохнуть. Поспи сегодня здесь, – предложил я.
Она запротестовала, но я поднял ее, будто котенка, и уложил на мои свежестиранные простыни. Эзабет не унималась, но язык заплетался, слова делались все тише и неразборчивей, а потом она захрапела – на удивление, громко для такого крохотного тела.
А я понял, что сделал выбор – вопреки здравому смыслу, закону и моей сделке с вороном. Я выбрал, и отчего-то сделанная глупость не казалась такой уж мрачной. Думаю, на самом деле и выбора-то не было. Зовите это мальчишеской наивностью, интуицией, идиотизмом – да пожалуйста. Просто с того мига, как я увидел Эзабет снова, я стал рядом с ней. Права она или нет – я за нее. Я убедился: ей хотят помешать. Сегодня враги пытались убить ее. Возможно, они попытаются еще раз.
Я сел лицом к двери, уложив меч на колени.
Что ж, пусть попробуют.
Глава 12
Я с трудом разлепил веки. В кресле спать скверно. Все затекает и болит.
Эзабет не было. Она ушла в ночи, словно раскаявшаяся в измене жена. Мне стало обидно и горько, будто она и в самом деле была моей сбежавшей женой.
Ее деньги красовались на столе, как дешевая шлюха в витрине. Дерьмовый у них вид, честное слово, даром что золото. И будто в душу смотрят с укоризной. Я плюнул, напялил плащ и поплелся на холод.
– Большой Пес говорит,
