«Я иду обратно», – говорит Аурелия.
«Я могу добраться домой отсюда», – говорит Марина. Дом находится в противоположной стороне от той, куда течет поток людей. Она быстрым шагом идет по ладейре на 25-й улице. В конце лестницы, справа, Марина сталкивается с ботом, который танцует на 24-й замысловатый менуэт. Это зазубренный треножник с ногами-лезвиями и «руками», похожими на складные ножи. Каждая его часть остра и заточена. Каждая его часть может превратиться в клинок. Его многочисленные глаза все видят. Его башка резко поворачивается и рассматривает ее.
Существуют такие глубокие разновидности потрясения, на которые тело может ответить лишь параличом. Не страхом, хоть страх и правильная реакция: это шок от необъяснимого. Штуковина перед нею настолько чужеродна, настолько уродлива, настолько сильно отличается от всего, что Марина видела раньше, что она не может понять, что это такое. Она оглушена, она потрясена странным. Каждая составная часть этого бота оскорбляет человеческие чувства. Она не может шевелиться, думать, действовать. Но бот все это может. Марина видит разум и цель в глазах, которые сканируют ее с головы до пят, а потом его внимание привлекает что-то еще. Он уходит прочь, словно танцуя на своих трех ногах-стилетах. И тут приходит страх. Марина, дрожа, садится на нижнюю ступень ладейры на 24-й улице. Бог Смерти посмотрел на нее и прошел мимо. По сетям проносится новый слух: «Все в порядке, они вас не тронут».
«Для чего же их сделали?» – думает Марина.
Последняя волна – скафандры.
Ариэль и Абена, как и бо́льшая часть жителей хаба Ориона, на балконах или у перил на улицах. Марина их находит. Одно подразделение людей в скафандрах марширует от железнодорожной станции. На них жесткие бронированные скафы, украшенные в стиле хэви-метал: пылающие черепа, клыки, демоны, женщины с огромными сиськами и мужчины с большими членами, демоны, ангелы и цепи. Воронцовы. Другое подразделение движется по проспекту Гагарина со стороны главного шлюза. Эти одеты в черную броню и вооружены маленькими черными артиллерийскими орудиями. Они идут строем, в ногу. В потрясенной тишине квадры Ориона их шаги звучат громко и грозно.
– Маршируют, – говорит Марина.
– Это земляне, – говорит Ариэль.
– А у них что, пушки? – спрашивает Абена.
– Их ждет большой сюрприз, когда они попытаются из этих штук стрелять, – говорит Марина.
– Ты уж прости, отдача меня заботит в последнюю очередь, – замечает Ариэль.
Третье подразделение появляется из офисов и печатных мастерских; эти не в броне и не вооружены, не обучены армейским правилам, они просто люди – лунные жители – в повседневной одежде и оранжевых жилетах. Они собираются по трое и движутся по каждому проспекту и каждой улице квадры Ориона. Марина приказывает Хетти увеличить изображение жилетов: на каждом логотип в виде луны, над которой летит птица с веткой в клюве. Марине этот символ незнаком. Над логотипом слова: «Уполномоченная лунная администрация».
– Покой, продуктивность, процветание, – читает Марина девиз под изображением мира и птицы. – Нас завоевали менеджеры среднего звена.
* * *Две пачки сока гуавы и эмпанада[30]. Они болтаются у Робсона Корты в сумке на поясе, пока он взбирается через пятидесятые уровни к линии электропередачи Западный Антарес. Он избавился от бота десятью уровнями ниже – у них ограниченный ресурс аккумулятора, и они не могут карабкаться. Могут только попытаться проследовать за ним по лестницам и улицам и навесить метку о взыскании штрафа. Удачи им с этим делом в Байрру-Алту. Опасность в том, что они привлекают человеческое внимание, и маленькие машины теперь везде – стерегут каждую крошку и чашку.
Робсон воровал из закусочных в каждой квадре – в Меридиане всегда где-то ночь, – но никогда из «Одиннадцатых врат». Воровать из собственной закусочной все равно что гадить на собственном крыльце.
Две пачки сока гуавы и эмпанада – с тилапией, а он ненавидит тилапию – это скудная награда за смелый для темных времен спуск с линии электропередачи Западный Антарес. Робсон потратил несколько дней, прокладывая безопасный маршрут между кабелями высокого напряжения и реле, отмечая его светящейся клейкой лентой, которую стащил из ранца отдыхающего вахтовика возле суетливого чайного прилавка. Он поднимается, следуя указаниям светящихся стрелочек и тире. Стрелка: перепрыгнуть через зазор в указанном направлении. Знак «больше»: одолеть стену. Знак «меньше»: точный прыжок на узкий выступ. Знак «равно»: прыжок вперед, согнув ноги. Вертикальное «равно»: бег вдоль по вертикальной стене. Крест: дэш- или лэш-волт, в зависимости от ориентации длинной оси волта. Черта с наклоном вправо: андербар. Черта с наклоном влево: обратный андербар[31]. Знак «Х»: не трогать. Звездочка: смертельная опасность.
Робсон выпивает первый сок на поперечине семидесятого уровня. Пустую картонку засовывает в сумку для краденого. Мусор может упасть, мусор может попасть в какой-нибудь механизм, мусор может превратиться в предательскую ловушку, поджидающую в конце прыжка. Эмпанаду он бережет для гнезда. Робсон много дней прочесывал верхотуру, прежде чем нашел место для сна – теплое, защищенное, с доступом к воде, но без сырости и конденсата, надежное, чтобы не разбиться насмерть, перекатившись во сне. Он выстелил его ворованным упаковочным материалом и отправился в бары, где напивались поверхностные рабочие, чтобы стащить у них термальное одеяло.
Каждый фокусник – вор. Время, внимание, вера; термальное одеяло.
Робсон зарывается в свое гнездо из упаковочной пены и пузырчатой пленки и съедает эмпанаду. Последний сок оставляет на потом. Он приучился равномерно распределять лакомства. Будет, чего ждать. Скука – темный враг беженца. Мастурбация – враг в другой маске, маске друга.
Робсону нравится верить, что его логово на верхотуре – в философском смысле орлиное гнездо, расположенное над миром. Высоко над всеми людьми, он может смотреть вниз и размышлять. Если еду охраняют, значит, ее ценность выше обычной. Во время своих воровских миссий он слышал, о чем болтают в барах. Поезда не ходят, БАЛТРАН не работает. За них отвечают Воронцовы: с чего вдруг им все это отключать? Тве погребен под реголитом. Значит, вегетационный период под угрозой. Урожай будет меньше обычного, если вообще будет. Асамоа странные – все, кого он знал, – но они бы ни за что не поступили так с собственной столицей. Но если никто не знает, когда удастся собрать следующий урожай, то это объясняет ботов, охраняющих каждую эмпанаду и
